Доброволец о войне в Сирии: потери огромные с обеих сторон, жалости никто друг к другу не испытывает. Дмитрий Стешин: Война в Сирии глазами очевидца (11.11.2015)

Официальная версия вступления России в ближневосточный военный конфликт звучит, как ответ на просьбу сирийского руководства и лично президента Башара Асада о военной помощи. Но так ли это на самом деле? И с каких пор сильные мира сего стали оказывать безвозмездную помощь в боевых действиях одной из сторон? Вероятно, в этом есть какой-то интерес, о котором предпочитают не говорить.
Давайте попробуем разобраться в запутанном клубке сложных ближневосточных отношений, вылившихся в кровопролитную бойню. Наивно было бы полагать, что тот ад, в который ввергли этот регион, вызван только религиозными разногласиями среди мусульман. Следуя логике и то, с каким напором действуют Соединённые Штаты на Ближнем Востоке, можно предположить, что здесь затронуты очень серьёзные геополитические интересы.

Абсолютно понятно, что план по уничтожению России до сих пор ставится во главу угла при любых внешнеполитических решений и действий США. Вот уже несколько лет, как Штаты пытаются расчистить путь под газопровод, который они собрались провести из Катара в Европу. Понятное дело, газовую магистраль будут строить американские компании. Но далеко не в этом смысл замысла. Цель – посадить Европу на поставки своего газа и отсечь от неё Россию, как экспортёра голубого топлива, тем самым лишив её одной из основных статей дохода и продолжая выполнять план Даллеса - Бжезинского по уничтожению нашего государства.

Добившись договорённости с шейхом Катара, о согласии продавать газ через подконтрольные Штатам компании, дело осталось за малым – зачистить территорию под строительство трубы. Именно этим и занимаются америкосы на Ближнем Востоке последние годы, развязав здесь кровавую бойню, под лозунгами свержения тоталитарных режимов. Уничтожению подлежали все, кто смел противопоставить себя Соединённым Штатам Америки (вдумайтесь: Америки! Где Америка, а где Ближний Восток). Первым пал в этой неравной схватке глава Ирака Саддам Хуссейн. Сейчас никто уже не вспоминает, что американские войска вторглись и захватили Ирак под видом спасения мира от химического оружия, которое якобы производили в Ираке. Правда никакого хим.оружия так и не нашли, даже следов его возможной разработки не было. Но это не помешало по-быстрому казнить законного главу Ирака, поставить у руля очередное марионеточное правительство, дестабилизировать политическую ситуацию, поддерживая религиозные военные формирования и разжечь ещё один очаг войны. Таким же образом поступили в Ливии, убрав со своего пути ещё одного лидера – Муаммара Каддафи.
С Ираном посложнее, государство более крепкое, а его руководство не удаётся представить миру в одиозном свете. Иран пока пытаются лишить возможности влиять на события, происходящие вокруг него, и заставляют следовать в русле своих решений, используя экономический и политический прессинг.
Осталась Сирия. Семейство Асадов давно стоит поперёк горла у американской администрации. Главным образом, из-за их приверженности дружеским отношениям с Советским Союзом в прошлом, и с Россией в настоящем. А после того, как в Катаре обнаружили гигантские залежи природного газа, судьба Сирии была предрешена.

«Восток – дело тонкое», и разжечь религиозные войны здесь очень легко, чем и занялись, засучив рукава, спецы из ЦРУ. Были созданы, вооружены и обучены отряды, так называемой, умеренной оппозиции, которая должна была свергнуть режим Асада в Сирии и дать карт-бланш америкосам на строительство газопровода. Но это американцы думают, что используют мусульман в своих грязных целях, а мусульмане, как большевики в своё время – берут деньги и всё, что дают, у всех, а используют это только для себя. Как Ленин призывал разжечь из искры огонь революции, так нынешние лидеры исламского движения жаждут разжечь очищающее религиозное пламя.

Жаль, что уроки истории ничему не научили американцев. Ведь созданная ими в противовес советским войскам в Афганистане Алькаида, смогла перенести театр военных действий на территорию США, устроив массовые кровопролитные теракты. Теперь вот ИГИЛ, сформировавшийся из тех самых отрядов умеренной оппозиции, угрожает всему миру. Но, по всей видимости, сталинский лозунг «лес рубят – щепки летят», теперь взят на вооружение «вселенскими защитниками демократии». Можно вспомнить и ещё одно спорное высказывание, которым американские спецслужбы оправдывают все свои действия: «цель оправдывает средства». Поэтому и не считают фанатики «истинной демократии», сколько десятков и сотен тысяч, или даже миллионов человеческих жизней будет положено на алтарь «Американской демократии». Да ни один тоталитарный режим, свергнутый Штатами не уничтожил и десятой доли от того количества жертв – убитых, покалеченных, обездоленных, лишённых крова и родины людей, обречённых на «спасение от диктатуры».
Так вот, Россия наконец решилась на защиту своих интересов и, очень вероятно, что это решение защитит не только нас, но и миллионы простых людей – жителей Ближнего Востока, от американской «бизнес-демократии», даст им шанс на мирное небо над головой, шанс на нормальную, человеческую жизнь.

Читайте

Сирийский конфликт, начавшийся ещё в 2011 году, до сих пор остаётся темой № 1 для всех мировых СМИ. И хотя о ситуации в этой стране было написано и сказано уже очень много, АиФ.ru решил задать несколько наивных вопросов эксперту, чтобы лучше разобраться в сути проблемы.

1. Почему одни радикальные исламисты воюют с другими, ведь вроде эти люди борются за одно дело?

Леонид Исаев, преподаватель Департамента политической науки ВШЭ: На самом деле интересы у этих людей абсолютно разные. Каждая радикальная группировка хочет прийти к власти в Сирии, что порождает жёсткую конкуренцию между ними. Безусловно, иногда боевики могут объединяться для борьбы с общим врагом. За последние 5 лет сирийского кризиса было образовано множество подобных коалиций и альянсов. Но они по понятным причинам недолговечны. Глобально каждый пытается достичь своих собственных корыстных целей, которые никак не связаны с религиозными лозунгами. Откуда появилась идея борьбы с неверными, которой прикрываются радикальные исламисты? В определённый момент времени мусульмане стали задаваться вопросом о том, как объяснить, что мусульманская цивилизация, «освятив весь мир ослепительным блеском», угасла и находится во мраке тьмы, и как можно вернуть себе былое величие. Для многих было понятно, что этот «золотой век» ислама характеризовался прежде всего высоким интеллектуальным уровнем развития, когда Ближний Восток был одним из мировых научных центров. Но находились и те, кто занимал иную точку зрения, предпочитая во всех своих бедах обвинять условных неверных, кем бы они ни были, видя именно в них корень всех бед мусульман. Увы, подобные рассуждения возникают из-за высокого уровня невежественности, который царит во многих странах региона.

2. Кто спонсирует других террористов, которые воюют с «Исламским государством»?

Поддерживать идеи, за которые ратуют различные террористические структуры, можно по-разному: кто-то предпочитает взять в руки оружие и стрелять в тех, кого он считает вероотступником, кто-то занимается пропагандой среди населения, кто-то вербует сторонников в социальных сетях и т. д. Вместе с тем в мире есть масса людей, которые разделяют идею существования неверных, но при этом они не готовы собственноручно перерезать им горло и по разным причинам не хотят быть аффилированными с террористическими структурами. Зато они могут оказать поддержку своим единомышленникам с оружием в руках — деньгами. От Марокко до Индонезии находится огромное количество «спонсоров», которые искренне верят в то, что посыл, который несут в себе те или иные террористические структуры, близок им, а значит, боевиков нужно поддерживать в их борьбе за «правое дело».

Война за мир. США поставляют оружие сирийским повстанцам?

При этом я хочу заметить, что было бы некорректным говорить о том, что страны на государственном уровне спонсируют террористические группировки, о чём мы сейчас очень часто слышим. Материальная поддержка оказывается через различные фонды, иные структуры. Может быть, среди людей, наделённых властью в той или иной стране, находятся лица, поддерживающие какие-то террористические структуры, но они далеко не являются воплощением всего государства. На фоне тех, кто симпатизирует боевикам, есть и те, кто выступает против них.

3. Как так получилось что все террористы, народы и конфликтующие стороны появились в границах одной страны?

В Сирии всегда было очень сложносоставное общество, поликонфессиональное. Наивно думать, что алавиты, христиане или мусульмане различных направленностей появились в Сирии случайно, ни с того ни с сего во время гражданской войны. Конечно, есть наёмники, приезжие, но в большинстве своём те, кто входит в состав умеренных и неумеренных оппозиционных структур, противостоящих друг другу на территории Сирии, — сами же сирийцы, жившие там испокон веков. Эклектичность сирийского общества привела к тому, что состав противоборствующих сторон очень неоднородный, а спектр их идеологических и политических предпочтений достаточно широкий.

Взаимоотношения между ними также всегда оставляли желать лучшего. Что бы кто ни говорил. Проблемы либо откладывались в долгий ящик, либо решались силовым путём.

«Арабская весна» в данном контексте стала неким «спусковым крючком» для Сирии. В Ираке это произошло в 2003. Там «спусковой крючок» — военная операция натовской коалиции, хотя первопричиной разгоревшегося позже гражданского конфликта была иракская власть, а вернее, её нежелание на протяжении десятилетий прислушиваться к требованиям различных этно-конфессиональных групп, проживающих на этой территории. Общая ситуация, которая была в регионе в 2011 году: падение режимов, протесты, нестабильность, беспорядки, — перекидывалась из одной страны в другую и в конечном итоге задела Сирию, как бы всколыхнула там все имеющиеся проблемы, которые долгое время существовали в неком латентном состоянии. Сколько раз курды просили дать им автономию? Но власть отказывалась их слушать. Если они прибегали к более активным действиям, то получали жёсткий отпор, и таких примеров за всю историю существования современной Сирии масса. Неудивительно, что в конечном итоге мы пришли к полному хаосу.

4. В чём стратегическая важность Сирии?

В этой стране пересекаются интересы очень многих игроков. Конечно, если бы конфликт сирийского масштаба разгорелся, например, в Йемене, Ливии или Мали, то никто не обратил бы на это такого пристального внимания. В Африке происходит столько дикости, что сирийский кризис на их фоне кажется каким-то детским лепетом. Там тоже идут бесконечные гражданские войны, вспомните Сомали — люди убивают друг друга такими зверскими способами, что «Исламское государство» могло бы им позавидовать.

Ещё раз повторюсь, что в Сирии сталкиваются интересы многих государств: Турции, США, России, Ирана, Израиля, Европы, Китая и т. д. Каждое из них уже достаточно «вложилось» в существующий кризис и теперь рассчитывает на свой «кусок от сирийского пирога».

5. «Исламское государство» — сирийцы? Если нет, то почему они выбрали именно Сирию для своей дислокации, а не Ливию, например?

«Исламское государство» есть в Ливии, Нигерии, Йемене и т. д. Боевиков повсюду очень много. Зародились они в Ираке, когда там появилась благодатная для них почва — гражданский конфликт, потом постепенно распространили своё влияние на другие страны. Для осуществления своей деятельности они выбирают так называемые failed states (несостоявшиеся государства), где они чувствуют себя, как рыба в воде. Как только таковые появлялись на политической карте Ближнего Востока и Северной Африки, они тотчас же начали входить в поле зрения «Исламского государства». Поэтому появление в Сирии этой террористической организации — лишь стечение обстоятельств.

6. Почему для уничтожения мирного населения «Исламское государство» использует разнообразные методы, например соляную кислоту, расстрелы, перерезают горло?

Это один из элементов пиара. Они не могут просто взять и без свидетелей по-тихому отрезать кому-то голову. Им важно показать свои зверства и изощрённые методы расправы всему миру, поскольку подобные вбросы вызывают большой интерес со стороны СМИ. Чёрный пиар — тоже пиар. Боевики очень хорошо это понимают. Внимание можно привлечь либо военными успехами, что сейчас стало намного сложнее, либо издевательствами над мирным населением. Пока они не сходят с экранов телевизоров — они интересны, в их ряды приезжают новые люди, их финансируют. Как только об «Исламском государстве» перестанут говорить, оно превратится в заурядную террористическую структуру. Боевикам постоянно нужно придумывать всё новые и новые способы привлечения внимания, ведь для них это вопрос «эффективного» существования.

7. Чего добиваются в сирийском конфликте курды?

Задача минимум — сирийские курды хотят получить определённую долю самостоятельности в решении вопросов, которые возникают на территории их проживания. Они пытаются договориться с центром о перераспределении полномочий в свою пользу. Задача максимум — получить собственное государство. Парадокс, что такой масштабный по численности этнос, как сирийские курды, до сих пор его не имеют. Такого больше нет нигде в мире.

На сегодняшний день шансы добиться автономии высоки. Но замечу, что, если действующий режим будет проявлять свою упёртость в данном вопросе, велика вероятность того, что сирийские курды могут перейти к более радикальным способам решения данной проблемы и попытаются в одностороннем порядке выйти из состава страны.

8. Почему Эрдоган так не любит курдов и кого он защищает в Сирии?

Прежде всего Эрдоган защищает свои собственные интересы и, соответственно, те политические силы в Сирии, которые так или иначе от него зависят, могут как-то помочь ему в решении существующих проблем.

Курдов он не любит по очень простой причине. Это составная, довольно внушительная часть турецкого государства, которая хочет иметь больше самостоятельности, быть полноправными участниками политического процесса. Но официальная Анкара препятствует этому. Эрдоган воспринимает курдов как важнейшую дестабилизирующую силу.

9. Кто участвует в мирных переговорах по Сирии, какие стороны?

На данный момент в женевских мирных переговорах участвуют три стороны, которые объединены в так называемые группы — эр-риядскую, московскую и каирскую. Поскольку в последней группе большую часть составляли курды, а вопрос об их участии в Женеве был поставлен под сомнение, они решили частично бойкотировать данные переговоры и присоединились к московской группе.

Также сейчас стоит вопрос о том, чтобы «хмеймимская группа» присоединилась к переговорам в Женеве в качестве самостоятельной признанной силы. Это как раз те самые политические и общественные деятели в Сирии, которые на российской базе Хмеймим договорились о создании своей оппозиционной структуры.

Замечу, что все группы строятся по одному принципу. В их составе есть люди, которые узнаваемы за рубежом, так или иначе интегрированы в мировое сообщество, и представители группировок, участвующие непосредственно в борьбе за власть в Сирии.

10. Какие цели в Сирии у других исламских стран?

Турция, Саудовская Аравия, Катар, Иран заинтересованы прежде всего в реализации на территории Сирии своих геополитических амбиций, распространении там своего влияния. Каждая из этих стран хотела бы «окупить» потраченные ранее на участие в сирийском кризисе ресурсы. Им нужно хотя бы выйти в ноль, т. е. если уж ничего не выиграть, то хотя бы ничего и не потерять. И всё же желательно добиться больших дивидендов, по сравнению с теми, что были у них до «арабской весны», т. е. до 2011 года. В противном случае встаёт закономерный вопрос: «Что мы делали там всё это время, для чего вкладывали туда свои ресурсы?».

Для Египта, Ирака, Иордании и Ливана сирийский конфликт актуален, прежде всего, из-за необходимости добиться стабильности на границах, обеспечить собственную безопасность, чтобы оградить себя от распространения дестабилизационных процессов на своих территориях.

11. Распадётся ли Сирия в результате войны?

По факту на сегодняшний день Сирия не является единым государством, хотя формально границы существуют. Напомню, что одна из ключевых характеристик любого государства — возможность контролировать свою территорию в определённых границах, обеспечивать на ней охрану правопорядка, действие законов, сбор налогов и т. д. Но в современной Сирии всего этого нет. Я бы сформулировал вопрос иначе: удастся ли вновь собрать Сирию в единое государство?

Мы сможем увидеть единую страну только в том случае, если получится возобновить переговорный процесс и стороны будут готовы идти на компромисс. Увы, на сегодняшний день одна из самых бескомпромиссных сторон — именно сирийский режим. Он отвергает любые попытки какого-то серьёзного, структурного реформирования страны. Если они с кем-то соглашаются, то делают это формально. Достаточно вспомнить парламентские выборы в апреле этого года.

Однако при нынешней ситуации абсолютно всем придётся чем-то жертвовать. Сирийскому режиму в том числе. Ему точно предстоит лишиться части своих полномочий в пользу регионов и других политических сил. Монополия на власть со стороны баасистов должна прекратиться. Конечно, к оппозиции возникает не меньше вопросов. Но всё же именно от правительства зависит исход ситуации в стране.

12. Почему американцы поддерживают исламистов?

Я бы не стал так формулировать вопрос. Например, «Исламское государство» или «Джабхат ан-Нусра» они не поддерживают. Хотя американскую поддержку могут получать какие-то группировки, которые в будущем ставят своей целью установление законов шариата на территории Сирии. Прежде всего Штатам интересны структуры, которые они считают более перспективными для себя, и среди них действительно иногда попадаются исламисты. В любом случае, в данном вопросе различные идеологические вещи уходят на второй план, на первый выходит лишь прагматичный расчёт.

13. Откуда появилось «Исламское государство»?

Из Ирака. Это одна из структур, которая боролась против шиитов, американского присутствия и нового правительства в стране. «Исламское государство» — результат нерешённых внутренних конфликтов. Как только эти проблемы будут устранены, террористические организации прекратят своё существование. Не нужно думать, что «Исламское государство» — чей-то проект, направленный на дестабилизацию ситуации в регионе. В сильном государстве такие вещи не появляются, даже если есть желание дестабилизировать режим извне. Вспомните, сколько раз американцы пытались «расшатать» режим на Кубе. Но безуспешно, поскольку там мы видим монолитный режим, который полностью контролирует ситуацию. Но в Сирии, Ираке государство сгнило изнутри, там даже не нужно было прилагать каких-то усилий для того, чтобы дестабилизировать обстановку.

Организация, деятельность которой запрещена на территории РФ.

В канун мартовского праздника информационные агентства облетела трагическая весть - в Сирии погиб российский сержант-контрактник. Он стал нашим двадцать восьмым «грузом 200» в этой стране. А перед этим на заминированном фугасе подорвался заместитель командующего Западным военным округом по боевой подготовке. Генералу оторвало ноги и выбило осколком глаз. Сегодня лучшие врачи Центрального клинического военного госпиталя имени Бурденко борются за его жизнь. Еще раньше на мине подорвался автомобиль с российскими советниками, который двигался в колонне сирийский правительственных войск. Погибло четверо. Двое - в крайне тяжелом состоянии и тоже на госпитальной койке. Стоит ли Сирия таких жертв?

Циничная бухгалтерия

Но прежде, чем ответить на этот вопрос, немного статистики. За десять лет пребывания советских войск в Афганистане, с 1979 по 1989-й, война в этой стране унесла жизни чуть меньше пятнадцати тысяч советских солдат. По полторы тысячи погибших ежегодно. США, НАТО и их партнеры по коалиции за тринадцать лет в этой стране (с 2001 по 2014-й) потеряли свыше 3485 человек. Наибольшие были у Соединенных Штатов - 2356, у Великобритании - 453, у Франции - 88. В среднем коалиция теряла 261 бойца в год. Мы в Сирии за полтора года - 28.

Кто-то скажет, что это циничная бухгалтерия и заниматься такими подсчетами - бесчеловечно. И будет по-своему прав. Каждая потерянная на войне жизнь - это трагедия. У каждого погибшего были и есть отец, мать, браться и сестры, жена и дети, и для них его гибель - это страшное горе и непреходящая боль. Спорить не о чем. Но позвольте мне банальную максиму - на войне без потерь не бывает.

Каждая человеческая смерть в бою или в дороге, от мины, снаряда или пули, даже от случайно покатившейся на солдата, не поставленного на ручник танка или САУ - это недопустимое страдание для его родных и близких. В Сирии или не в Сирии, где-нибудь в Ираке или даже на довольно мирных тактических учениях под Лугой. Все так. Хотя потери где-то за рубежом родной страны, на чужой войне - они больнее и горше.

Возникает простой и естественный вопрос: зачем нам эта Сирия? Неужели у нас дома нет задач для нашей армии? Поразмышляем над этим вместе.

На дальних подступах

Знает ли кто из читателей, что означает такой военный термин, как „предполье“? Думаю, для офицеров, нынешних и бывших, он загадки не представляет. Не служившим в армии расшифрую, это „передовая полоса обороны или, другими словами, укрепленная передовая полоса впереди главной полосы обороны или укрепленного района, отдельный элемент современной обороны“.

Мудрено? Может быть. Поясню на конкретных примерах. Во времена Советского Союза для нашей страны предпольем были войска в Восточной Германии, в Польше, Чехословакии и Венгрии. Так мы защищались от НАТО, создавали передовой рубеж обороны впереди основного - границы СССР, чтобы в случае чего с началом боевых действий на тех рубежах успеть подтянуть и развернуть резервы и нанести нападавшим неприемлемый ущерб.

Таким предпольем сегодня для США стали те же страны Восточной Европы, а еще бывшие советские республики - Литва, Латвия и Эстония. Именно поэтому они размещают там, на границах России свои передовые подразделения, чтобы в случае чего мы в ответ на их наступление завязли в оборонительных боях, а они в это время перебросили через океан еще свои основные дополнительные силы.

Подобным предпольем для нас сегодня становится Сирия. Автор не оговорился. Вместе с решением задачи (по просьбе ее правительства) оказания помощи этой арабской республике в сохранении ее конституционного строя и законноизбранного президента, а также в борьбе с международными террористическими группировками, вроде запрещенных у нас в стране ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры», как бы она сегодня не называлась, мы создаем там предполье для собственной борьбы с террористическим беспределом.

Несколько лет назад эти бандиты терзали наш Северный Кавказ, взрывали дома в Москве, Волгограде, в других городах России. Заплатив чудовищную цену человеческими жизнями, нам удалось справиться с той заразой на южных рубежах государства. Сегодня важно не допустить ее возвращения на родную землю. Как говорит Владимир Путин, лучше уничтожать террористов на дальних рубежах, чем на собственной территории. Российские летчики, моряки, спецназовцы, офицеры-советники в сирийской армии это и делают в окрестностях Дамаска, Алеппо, Хамы и Хомса, возле Пальмиры…

Видимые итоги

По словам министра обороны Сергея Шойгу, за полтора года нашего пребывания в Сирии при поддержке российских летчиков и моряков проправительственными силами Сирийской республики были разгромлены крупные группировки боевиков в районах городов Хама и Хомс, полностью выбиты боевики из Латакии и с территорий южнее и севернее Дамаска, разблокирована основная транспортная магистраль, связывающая сирийскую столицу с севером страны. Освобождены города Алеппо и Эль-Карьятейн, имеющие ключевое значение.

Всего, по словам министра, от боевиков освобождено 12 тыс. кв. км сирийской территории и почти 500 населенных пунктов. Наши военные летчики совершили 18,8 тыс. вылетов, нанесли 71 тыс. авиаударов. Такими ударами удалось ликвидировать 35 тыс. боевиков (из них 3,5 тысячи выходцев из стран СНГ-авт.), в том числе 204 полевых командира, а также 1,5 тыс. единиц военной техники, сотни тренировочных лагерей и мастерских по производству боеприпасов. 9 тыс. боевиков сложили оружие.

Прервана цепь „цветных революций“, тиражируемых на Ближнем Востоке и в Африке. Запущен процесс политического урегулирования и примирения враждующих сторон», подчеркнул он. А еще специалистами Международного противоминного центра Минобороны очищено и обезврежено больше 25 тыс. взрывоопасных предметов на территории в 1,5 тыс. га. Только в освобожденном Алеппо обнаружено и обезврежено 66 тыс. тонн взрывчатых веществ.

Отсель грозить мы будем…

И еще об одной вещи надо сказать. О чем по понятным причинам не упоминают публично руководители нашего государства. О том, что в Средиземном море базируется 6-й американский флот. Корабли этого объединения, которые дислоцируются на итальянских базах под Неаполем и на Сицилии, в испанской Роте, самостоятельно или в составе натовских группировок часто заходят в Черное море, курсируют вдоль наших морских границ. Вооруженные крылатыми ракетами большой дальности «Томагавк», они угрожают нашим средствам стратегического сдерживания, расположенным в Тверской, Ивановской, Саратовской и Калужской области.

И хотя в Крыму у России есть все необходимые боевые силы и средства, чтобы при необходимости нейтрализовать и купировать подобные угрозы, а это и истребительная и штурмовая авиация, зенитно-ракетные комплексы С-400 и «Панцирь-С1», противокорабельные комплексы «Бал» и «Бастион», кое-что еще, останавливать вероятного агрессора лучше всего в предполье - на дальних подступах к нашим берегам. Еще до того, как он зайдет в Черноморские проливы со стороны Дарданелл, Мраморного моря и Босфора. Российские базы в Тартусе и Хмеймим, как и группировка нашей средиземноморской эскадры и авиации ВКС, для этого очень даже пригодятся.

Мы не афишируем такие возможности. Но специалистам они ясны и понятны. Вероятному противнику тоже. И захочет он - не захочет, а будет с этим фактом считаться.

Повторюсь, потери за полтора года нашего пребывания в Сирии на боевом посту 28 российских военнослужащих - трагический и болезненный факт. Для всех нас и особенно для их родных и близких. Но чтобы мы не говорили по этому поводу, такова высочайшая цена сегодняшней и завтрашней безопасности нашей родной страны. А у нее нет альтернативы.

Комментарии (138 )

Constantine Pl 10 марта 2017, 07:20
Все эти разговоры на тему военных потерь совершенно не имеют смыла, если вспомнить, что ежегодно 20 у нас в стране 20 тыс. человек тупо умирает на дорогах в ДТП. А инвалидов становится в разы больше.

Вояки хоть за дело умирают. К тому же им ха это платят - это раз. У них такая специфика работы - это два. Пошел в армию, будь готов к тому что ты умрешь. Цинично, ну а что делать?
Ответить
Bupyc 10 марта 2017, 08:39
Надо референдум, или хотя бы опрос сделать: на что лучше тратить деньги -
на командировочные солдатикам или ремонт развалившихся по весне дорог
на бомбардировки иногда сараев или на субсидии уже развалившегося ЖКХ
на тонны потраченного мазута для военного кораблика или уменьшение налогооблажения
и т.д.
Ответить
Ivan Ivanov 10 марта 2017, 11:27
Если не помочь Асаду, то завтра Сша Саудиты и катар построят газопровод и нефте провод прямо в европу через Сирию. Там близко и он будет дешевый. Газпром станет не конкурентно способным качать топливо через пол планеты. Россия вылетит в пустую трубу. А военные базы в Сирии отрезаные Турцией союзником НАТО это не серьезно. они долго не продержатся без снабжения. Так что не аргумент.
Ответить
Дмитрий Елисов 10 марта 2017, 23:14
Мы становимся параноидальной Северной Кореей. Решать надо дела внутри страны, а не копить оружие. К слову об оружии, каждый раз вспоминается тезис времен 60х годов прошлого века о Китае. "Дракон наблюдает за схваткой медведя и тигра и улыбается". Учиться надо у Китая и внутренние проблемы решать, мои параноидальные патриоты, не оружием трясти. Мы давно уже не СССР, смиритесь уже.
Ответить
Феликс Штрайхер 11 марта 2017, 09:08
А если будет мировая война, то у нас тогда тоже деньги через два года кончатся? Не думаю что эта война уже будет длится 4 года, раз мир собирается отказатся от ядерного оружия.
Ответить
Vladimir Bykov 11 марта 2017, 13:47
Я понимаю, что бандитов надо уничтожать, но не понимаю, почему я так плохо живу и с каждым днем всё хуже и хуже во всех отношениях. У меня ещё вопрос: если бы в Сирии, Ливии, Ираке выращивали бы только бы редиску,картофель и другую сельхозпродукцию была бы заваруха вокруг этих стран?
Ответить
Alex Bo 11 марта 2017, 18:12
Только бесконтрольность траты средств федерального бюджета на военные нужды, заставляет разыгрывать военные компании в государстве. Всё связанное с военной тайной, закрыто для общественности. Вот куда можно отправить нереально огромные суммы(сопоставимые с проведением ОИ и т.д.) и не бояться отчетности за эти денежки. Остановить продвижение исламского экстремизма на территории даже не сопредельного государства - химера. Только создание светского государства с обще занятым населением и нормально сформированной идеологией даст возможность уйти от попыток формирования экстремизма и бандитизма. Пусть автор перечислит наших союзников и предполагаемых противников, прежде чем думать о „предполье“. Мы окружили себя врагами со всех сторон и искать выход из проблемной ситуации надо с помощью дипломатического корпуса, а не с помощью развязывания войн в столь сложное для экономики время
Ответить
Николай Ротмистров 13 марта 2017, 16:29
Очень сомнительная статья. Во-первых 28 человек, это только официальные потери. С учетом того, что потери засекречены, то в реальности несколько сот грузов 200 вполне может быть. Во-вторых уничтожать террористов в предполье конечно хорошо, но гораздо лучше уничтожить конвейер поставки этих самых террористов. Невозможно до бесконечности выдавливать террористов за пределы страны, нужно развивать экономику, создавать рабочие места внутри страны. Ведь нищета - основная база для преступных элементов. Правда, конечно для этого придется потеснить своих дружков олигархов. В-третьих бомбили мы в основном боевиков оппозиции, так как, кроме Пальмиры, в выше перечисленных провинциях ИГИЛ нет.
Ответить
Олег Астафьев 14 марта 2017, 09:54
Пока есть деньги найдутся и желающие рискнуть жизнью, ведь с нами-то ничего не может случиться, или на русское авось. Потом пропоют про героизм и патриотизм, навесят на гробик медальку, а дети останутся без кормильца и их нищенская компенсация не позволит дорастить и доучить ребёнка, потому что она одноразовая. Благо бы своя земля, а то интересы Ротенбергов и Медведевых с Путиными. Мощь, сила и имидж страны это одно, но когда пенсионеры голодают, что ж их выбор.
Ответить
Isa Ramazanov 16 июня 2017, 07:42
Господин полковник! Вы, конечно же, знаете, что такое демагогия. И, скорее всего, понимаете, что Ваша статья - чистейшей воды демагогия, лизинг по нашему. А софизмы вашего выступления в следующем. Все, что Вы утверждаете, становится правдой при некоторых условиях. Для того, чтобы защищаться в геополитической борьбе защищать наши интересы, мы должны иметь эти самые интересы и возможности их защищать. Ни того, ни другого мы не имеем. А имеем безответственные геополитические игры "элиты". Запад и США - взяли на себя роль мирового жандарма. Не от хорошей жизни. Их состоятельные граждане требуют покоя и комфорта, который нужно беречь еще на дальних подступах. А мы что защищаем? Нашу бестолковую и нищенскую жизнь? Наше бесправие? А Вы уверены, если гипотетически допустить оккупацию страны западом, после этого жизнь в стране станет хуже? Есть предложение - давайте заткнемся, засунем язык куда ни будь, займемся собственным государством. И лет через 150, глядишь, дойдем до геополитики.
Ответить

Меня зовут Шади Хусейн аль-Али, я родом из деревни Аль-Хази, в сирийской армии с 2004 года, служил в 48-м полку спецназа. Историю можно начать с ночного боя. Это было возле деревни Халь-Файя, на севере Хамы. Бой был страшный. Ну, в основном, потому, что начался ночью, и наш пост атаковали буквально со всех сторон. Пост наш назывался Жиб Абу-Маруф, небольшая такая высотка. В ночь на 20-е марта 2014-го года нас атаковала «Джабхат ан-Нусра». Стрельба началась в полночь, и сразу стало понятно, что бой будет жестоким. Шел он с небольшими перерывами и уже сильно позже я узнал, что закончился только в 10 утра.

Меня почти сразу же после начала боя ранили в правый бок, а позже – в район поясницы. Мы сначала не поняли, что нас окружили. Командиры часа через три после начала перестрелки запросили «скорую» для раненых, но медики не смогли к нам прорваться. Но и тогда мы еще не оценили, насколько велика беда.

Вскоре ранили еще двоих. Один был ранен легко и мог вести машину. Вот мы втроем и поехали в сторону трассы, чтобы попытаться добраться до ближайшего полевого госпиталя. Ехали быстро, стреляли по нам только в самом начале, потом стрельба прервалась.

Подъехали к деревне Тахибли Имам. Она считалась тылом, и мы полагали, что на посту по-прежнему стоят наши товарищи. Увидели на КПП человеческие фигуры. Фары были выключены, мы помигали через лобовое стекло фонариком, думая, что сейчас ребята помогут нам. А оказалось, что наших оттуда выбили час назад, и на КПП уже стоит «Джабхат ан-Нусра». Навстречу нам выехала «техничка» с установленным на ней пулеметом и перекрыла дорогу. Мы были вынуждены остановиться. На КПП стояли около 10 человек, они окружили машину, начали спрашивать, кто мы, откуда.

Пока нас не начали вынимать из машины, я незаметно достал две ручные гранаты из кармана разгрузки. Решил, что все равно погибну, так хоть заберу с собой двух-трех врагов. Выдернул чеку из первой. А она не взорвалась. И вторая тоже не взорвалась. То ли старые были, то ли со взрывателем было что-то не так. Не взорвались, в общем. Правда, я пытался делать это скрытно, и террористы не заметили…

Ну тут мой товарищ, что впереди сидел, тоже достал гранату и пытался выдернуть чеку. Его руки перехватили, гранату он в действие привести не успел. Нас всех вытянули из автомобиля, и парня, что хотел гранату использовать – порезали прямо там же. Полоснули дважды по горлу ножом. Потом начали со мной разбираться. Обыскали машину, все оттуда вынули, нашли две невзорвавшиеся гранаты. Я вообще алавит, но они не знали, какова моя вера, и сказали мне, что если я суннит – меня закопают прямо здесь. Потому что, с их точки зрения, суннит, воюющий против суннитов, - невозможное явление.

Меня раздели, руки связали за спиной, глаза тоже завязали. Видно было, что я ранен и довольно много крови потерял, но они меня повалили на землю и немного попинали ногами, поиздевались. Помощи, конечно, тоже никакой не оказали. Вместе с оставшимся в живых солдатом погрузили в пикап. Ехали по грунтовкам где-то час, не меньше. По приезду нас сразу закинули в подвал деревенского дома. У меня кровь шла по-прежнему, но им было все равно. Даже перевязать не захотели.

С утра к нам в подвал привели еще двоих парней. Где-то их взяли в плен, не помню. Потом узнали, что тюрьма, в которую нас привезли, называется Сежель аль-Аукаб. Находится на севере Хамы, в деревне Кян-Сафра.

Издеваться над нами начали буквально на следующий день. Никто из них не знал, что с нами делать, и поэтому решили покуражиться. Связывали руки за спиной и подвешивали за кисти на стреле автокрана, чтобы только кончики пальцев ног опирались на землю. Больно было – не передать. Часто терял сознание.

Нас пытались допрашивать, но как-то криво. Все больше о религии. Мол, в кого веришь, понимаешь ли Коран. Через неделю примерно для нас стала очевидна разница между двумя пыточными командами, работавшими с нами. Одни подвешивали за кисти, завязав наши руки за спиной, как я рассказал.

А другие были попроще и предпочитали связывать наши руки спереди, и тогда можно было висеть много дольше, не теряя сознание. Когда просто били, по ходу дела говоря всякое про нашу веру, жен, сестер, - было полегче. Если били без подвешивания, мы с товарищами вечером шутили в камере, что день прошел удачно.

Кормили – когда как, но, в основном, довольно плохо. Куски черствых лепешек, оставшихся от обедов охранников, ну и прочее – по-мелочи. Масло оливковое микроскопическими дозами, иногда специи – «зата». Ну «зата»… Ее у нас едят много где. Сначала лепешку в масло макаешь, потом в смешанные специи эти. Иногда приносили по паре кусков жареной картошки. Это было счастье, - честное слово. Рана моя потихоньку затягивалась, но сильно гноилась. Было больно лежать, потому, что пуля так и осталась внутри.

Через пару недель договорились с одним из товарищей, что убежим. Начали рыть подкоп. Маскировали матрасами и всяким мусором. Но боевики нас почти сразу раскусили. Заметили, что земля с наружной стороны стены начала оседать. Однажды вечером зашли в камеру, где мы вдвоем с товарищем сидели, избили и развели по отдельным комнатам.

После того, как развели по этим маленьким камерам, нас начали буквально каждый день бить. Как бы в назидание. Били даже не ногами, а куском кабеля. По голове, по спине. Особенно сильно лупили перед тем, как принести нам еду.

Несколько месяцев нас почти не привлекали к работам. Только иногда, под надзором, приказывали перенести мешок с мусором или ведро с помоями. Два раза нас заставили почистить спортивную площадку, на которой «Ан-Нусра» пытали и казнили своих противников. Мы полдня смывали и оттирали старые и новые пятна крови, кусочки мяса какие-то собирали. Во второй раз пришлось убрать совсем страшные вещи: кости, большие куски плоти. Они в несколько приемов отрубили кому-то руки, но сначала пальцы и лучевые кости раздробили. Слава богу, на такие работы я вышел всего два раза. Правда, оба раза – за один месяц. Насколько я знаю, казнили там преимущественно суннитов, так как считали их отступниками от веры. Суннит против суннита воевать, по их мнению, не может.

Со мной обращались не очень хорошо, конечно. Не покалечили и не убили только потому, что эмир, контролировавший деревню, планировал обменять меня на пленных бандитов. Как именно звали этого эмира, я не знаю, но все называли его Абу Юсеф. Но меня все равно били. Приказывали не поднимать лица на бьющего, не смотреть в его сторону. Боялись, скорее всего, что я запомню их лица, и если эмир будет меня допрашивать, укажу ему на них. Иногда просто завязывали мне глаза.

Где-то через три месяца нас передали группировке «Ахрар аш-Шам». «Ан-Нусра» в тот момент практически потеряла связь с сирийскими властями, их окончательно признали террористами, и в переговоры принципиально не вступали. А у «Аш-Шама» были и связные, и каналы для обмена пленными. Меня перебросили в деревню Икарда, на юге провинции Алеппо. До войны там была огромная лаборатория и опытные поля для сельскохозяйственных исследований. Весь этот комплекс «Аш-Шам» переоборудовал в тюрьму. Меня снова посадили в одиночную камеру. На этом участке боевиками командовал Абу-Мухаммад Шихауи. Сам он родом из деревни Ашиха, в Хаме. Он меня допросил, и приказал позвонить моему брату, чтобы он договорился об обмене. До брата я тогда дозвониться не смог.

В общей сложности я просидел в Икарда один месяц и двадцать дней. Рана продолжала гноиться, хотя общее состояние стало получше. Однажды ко мне, когда я подметал двор, подошел один из боевиков и прямо сказал: «Я тебя знаю. Ты алавит из Хомса». Я спросил, откуда он меня знает. Он сначала долго смеялся, а потом сказал, что вместе с товарищами штурмовал наш пост, а потом видел меня в тюрьме Сежель аль-Аукаб. Спросил, как рана… Я ему показал. Он только языком поцокал, сказал, что надо лечить. Попросил никому не рассказывать о нашем разговоре. Пришел в тот же вечер в камеру, якобы для того, чтобы вести допрос. Осмотрел рану, смешал муку с водой и какими-то специями, скатал шарик. Потом очистил рану, затолкал туда этот ком и сказал, что будет приходить регулярно.

Почему он мне помогал, - не знаю. Но, мне показалось, у него были какие-то свои убеждения. Рану очищал почти каждый вечер, а где-то через неделю пассатижами просто взял и вытащил пулю. Потом даже принес антибиотиков и ваты. Помог мне очень, хотя еще три месяца назад стрелял в меня и вообще был, конечно же, самым настоящим террористом. Потом он куда-то пропал. Уехал, видимо. Или погиб....

Через месяц после приезда меня перевели в камеру, где уже сидел один пленный – тоже сирийский солдат. Мы с ним в первый же день договорились убежать. Долго готовились, и во время вечерней прогулки, пока охрана смотрела телевизор, - перелезли через забор. Не успели отбежать даже 50 метров, и услышали, как один охранник орет на другого. Мы, конечно, решили, что они заметили наше отсутствие. В итоге, быстро посоветовались и пошли в разные стороны.

Я шагал всю ночь. Думал, что иду на север, в сторону Алеппо. А когда начало светать, то понял, что неправильно определили направление и почти 9 часов подряд шел на восток. Повернул на север. Очень хотелось пить, и я чудом нашел на краю поля колодец. Очень глубокий, почти пересохший. Там была лестница внутри – длинная-длинная. Тогда мне показалось, что там глубины – метров 50, а то и больше. В общем, очень глубокий. Напился этой грязной воды. Потом поднялся, долго искал в поле какую-нибудь тару, чтобы захватить воды с собой, но ничего не нашел.

Пошел дальше, и часов через пять дошел до деревни Зитан. Это было в июле, стояла жара, я почти двое суток ничего не ел. По нормальным дорогам идти я, конечно, не мог. Шел по тропинкам вдоль полей, по грунтовым дорогам в обход деревень, по дну арыков. На мне была та же одежда, в которой меня брали в плен в марте. Теплая куртка. Все, разумеется, очень грязное. Да и сам я выглядел не очень привлекательно. Длинные свалявшиеся волосы, такая же борода.

К вечеру совсем потерял силы, не мог больше идти. Очень много крови потерял по пути, потому что рана открылась. В итоге дошел до какого-то огорода на окраине села и упал. Долго лежал, пока меня не окликнул какой-то человек. Это, помню, было в первый день Рамадана. Человек спросил кто я, я ему ничего не ответил. Он сказал, что поможет мне, подогнал машину, посадил меня в нее и повез в деревню. В деревне сдал меня на руки боевикам. Это была группировка «Соколы Шама». После допроса они отвезли меня в село Млтеф. Там находится тюрьма Аль-Балута. Дней через десять меня отвели к местному амиру. Я почти не мог ходить, не мог есть, и просто хотел, чтобы меня, наконец, убили. По просьбе эмира я рассказал ему всю историю от первой до последней буквы и попросил меня прикончить.

Эмир сказал, чтобы я молчал и больше никому не рассказывал свою историю. «Мол, если узнают о том, как ты бежал от «Ан-Нусры» и «Аш-Шама», то эти бандиты приедут за тобой и отрежут тебе голову». Говорит: «Запомни мое лицо, и только со мной разговаривай на эти темы! Если они придут, придется с ними воевать из-за тебя. Это ни нам, ни тебе не нужно. Молчи и все!».

В этой тюрьме я пробыл, в общей сложности, один год и семь месяцев. Все вокруг думали, что я из ДАИШ. «Соколы Шама» когда-то входили в «Ахрар аш-Шам», а потом отделились. Они все время воевали и с правительством, и с «Исламским государством» (запрещено в РФ, - прим. ред.), а я, со своими длинными волосами и бородой выглядел как настоящий «воин Аллаха». Потом нас ненадолго перевели в центральную тюрьму Идлиба. Тюрьму тоже контролировали эти «Соколы».

Раз в три-четыре недели в тюрьму приходил местный судья, назначенный группировкой. Я как-то раз немного поговорил с ним, и сказал, что не хочу возвращаться к семье, а хочу остаться и воевать вместе с «Соколами Шама». Соврал, конечно. Мы с ним потом несколько раз долго беседовали. Можно даже сказать, начали испытывать друг к другу некоторую симпатию.

Судья вместе со мной ездил к эмиру, просил его помиловать меня. В итоге, где-то через месяц таких разговоров меня снова вызвал эмир и сказал: «Шади, мы решили тебя отпустить. Возвращайся назад к семье! Передай им привет!» Все было уж как-то слишком просто. Я сразу понял, что меня проверяют, пытаются спровоцировать. Я начал убеждать эмира в том, что домой возвращаться не хочу, и единственное мое желание – воевать вместе с ними против ДАИШ. Нарассказывал им разных сказок. Начал их убеждать в том, что мне некуда возвращаться. Сказал, что родители от меня, вероятно, отказались. Если бы мои родители хотели, чтобы я вернулся, они бы давно поменяли меня на кого-нибудь. Мои родители, кстати, вообще до недавнего времени были уверены, что я пропал без вести и, скорее всего, погиб.

Было несколько таких встреч, и через некоторое время эмир приказал выпустить меня из тюрьмы. Мне сказали, что я теперь буду работать в одном из управлений отряда кем-то вроде секретаря. Эмир сразу предупредил, что если я захочу куда-либо отлучиться или пойти, то сначала должен получить его разрешение. И общаться мне, по большому счету, разрешалось только с эмиром. Ко мне несколько раз, явно по приказу эмира, приходили боевики, и как бы невзначай предлагали проехаться или прогуляться в ту или иную деревню. Я каждый раз отказывался. Я вообще решил, что если и покину это место, то только один раз: чтобы добраться до своих или погибнуть.

Мне, конечно, не доверяли. Дали «рабочее» место в самой дальней от входа в здание комнате, на втором этаже. Об оружии даже речи не шло. Собственно, работы никакой не было. Иногда носил какие-то бумаги из кабинета в кабинет, находясь под постоянным присмотром. А большую часть времени просто сидел за столом.

Тут надо сказать, что пока я сидел в идлибской тюрьме, познакомился с мужчиной, и в разговоре, узнав, кто я такой, он поведал мне по-секрету, что до плена работал на «Мухабарат» (сирийская Служба безопасности – прим. авт.). В тюрьме было правило: если заключенный выучивает наизусть 20 страниц Корана, то срок его заключения сокращается на месяц. У этого «безопасника» срок был – полтора года. И он выучил больше ста двадцати страниц. Читал наизусть, с выражением. В итоге, вышел через год и пять дней. У товарища большинство родственников имели прямые связи с «Джабхат ан-Нусра», и он был практически на 100% был уверен, что боевиков навели на него именно родные. Поэтому он старался сделать так, чтобы родственники не узнали о его досрочном освобождении. На прощание он мне оставил свой номер на пачке сигарет.

После выхода из тюрьмы он сумел добраться до Тартуса, а оттуда сразу же связался с одним депутатом, работающим в комитете по примирению. Депутат сразу все понял и дал ему контакты своего племянника, занимающегося примерно той же работой, только под прикрытием и на вражеской территории. Вот только у меня этих контактов не было, конечно же.

В один из вечеров, уже после того, как я начал «работать», эмир позвал меня и сказал, чтобы я связался со своей женой и пригласил ее вместе с детьми жить на базе. Я сразу начал планировать очередной побег.

За неделю дней до побега я пробрался в комнату к одному из боевиков, живших в том же здании, и пока он спал, взял со столика его смартфон. Позвонить возможности не было (меня могли услышать), и я решил отправить несколько сообщений своим близким в Viber и WhatsApp. Ну, тем, чьи номера я еще помнил. Первым дело написал своему старшему брату. Он служит у полковника Сухейля – в батальоне «Тигров». На мои сообщения, пришедшие с незнакомого номера, никто не ответил. Жена тоже не отреагировала. Я вспомнил номер своего младшего брата и написал ему в Viber: «Я твой старший брат Шади Хусейн. Я буду тебе писать с этого номера, но если тебе внезапно позвонят с него, то ни в коем случае не бери трубку и не пиши сообщений. Иначе меня убьют». Потом тихо вернул телефон на место, стерев все сообщения.

На следующий день таким же образом я связался со своим дядькой. Написал ему: «Если вдруг я тебе позвоню и начну просить отправить моих жену и детей в Идлиб, то разозлись и скажи, что ты меня не знаешь. Скажи, что я тебе больше не племянник, и никаких отношений со мной вы больше не поддерживаете!». Тем же вечером удалось позвонить жене. На базе почти никого не было. Быстро объяснил ей положение дел и попросил о том же, о чем ранее просил дядю. Она все поняла.

Правда, все эти разговоры с родными оказались не нужны. Эмир меня в следующие несколько дней не тревожил.

За пару дней до побега сумел выпросить смартфон у одного из охранников тюрьмы, с которым часто пересекался на территории базы. Сказал: «Друг, мне скучно, а у тебя там игр много, дай поиграю во что-нибудь». Ну, он и отдал мне на часок свой смартфон. Я сразу же забился в самый дальний угол базы и набрал телефон своего старшего брата.

Дозвонился раза с пятого. Говорю: «Я там-то и там-то, в плену! Собираюсь бежать! У тебя есть кто-нибудь в этой местности, кто сможет меня встретить или приютить по дороге, провести через посты?». Брат сначала обалдел. Он-то думал, что меня уже год с лишним нет в живых. Потом подумал, и сказал, что таких контактов у него нет. Тогда я продиктовал ему номер «мухабаратчика» с сигаретной пачки и попросил срочно ему позвонить.

Все дальнейшие разговоры длились не больше десяти минут. Брат поговорил с сотрудником СБ, тот дал ему телефон депутата, депутат связал моего брата со своим племянником, работавшим на территории боевиков. Такая длинная цепочка получилась. Племянник депутата сказал, что постарается мне помочь. Назвал мне район и населенный пункт, куда мне нужно приехать. Там меня должен ждать шейх Халид. Он поможет мне добраться до своих.

Ну и я решил, что ждать больше нельзя. Думал убежать ночью. Прямо перед входом в здание один из бандитов постоянно парковал свой мотоцикл. Ключ из гнезда зажигания не вынимал. Я решил мотоцикл угнать. Ночью бежать не получилось. Боевики сидели перед воротами большой компанией, смотрели телевизор, потом просто пили чай, беседовали. Разошлись ближе к 10.00 утра. Потом на базу ненадолго заехал эмир с охраной. Позвал меня, сказал, что сейчас должен снова уехать. Вернуться обещал ближе к вечеру и попросил при нем позвонить моей жене и пригласить ее на базу. И сразу же уехал. А охрана базы, которая за мной приглядывала, почему-то решила, что я поехал вместе с эмиром, и трое охранников пошли в столовую. Я сразу забежал в основное здание базы, нашел случайно пару мобильных телефонов. Вынул из них аккумуляторы. Спустился вниз, тихо сломал роутер и стационарный телефон, перерезал все провода.

Мотоцикл тихо подкатил к воротам, завел и уехал. Возле деревни Бейнин, стоящей возле трассы, есть блокпост «Джабхат ан-Нусры». Меня приняли за своего. Я перед побегом переоделся в чистую одежду, подбрил усы. На блокпосту они увидели меня на мотоцикле, с длинными волосами, большой бородой, без усов. Выглядел я прямо как они. Они меня вообще приняли за важную персону. ...

Спросили: «Откуда вы, шейх?» Я ответил: «Я ваш брат, из «Джабхат ан-Нусра!»». И они меня пропустили без вопросов, даже удачи пожелали. На следующем блокпосту уже стояли «Файлах аль-Шам». Спросили, откуда я еду. Я без раздумий ответил, что с предыдущего блокпоста «Ан-Нусры», где сегодня дежурю. Снова мне пожелали удачи и пропустили. В общем, я проехал без проблем через 7 блокпостов. Остановили только на трех, а четыре я проскочил без остановок, просто рукой им помахал.

Потом проезжал по дороге через город Мааррет-эн-Нууман. Там тоже все прошло гладко. Доехал до шейха Халида. После того, как объяснил, откуда я, и с кем надо связаться, подарил ему мотоцикл, на котором приехал. Шейх меня посадил в машину и привез к племяннику депутата. Племянник тут же позвонил своему дяде, а тот распорядился отвезти меня туда, куда я захочу. Мне дали какой-то поддельный паспорт с чьим-то бородатым лицом на фото, и сказали, что если по пути кто-нибудь попросит меня показать документы, то я должен без разговоров протянуть этот паспорт. В паспорте было написано, что меня зовут Мохаммад, и я быстро выучил все данные наизусть.

Ну а на блокпосту мои документы проверил офицер и сказал: «На фото – не ты!» Я, конечно, сразу сознался, что это действительно не я и рассказал ему всю историю, примерно так же, как я ее сейчас вам рассказываю. Потом дал телефон депутата, телефон своего старшего брата. Депутат позвонил шейху Ахмеду Мубараку, - это тот, что перемирие недавно подписывал.

Он подтвердил сирийским властям мою историю, потому что уже раньше слышал о ней от депутата. Ну а потом я по дороге в Алеппо пересекся с сотрудниками «Мухабарата», и они попросили меня написать подробную объяснительную записку со всеми деталями моих приключений. Ну и вот я дома. Уже почти две недели. Немного подлечусь – и в бой....

В СМИ часто появляются сюжеты о том, как люди по тем или иным причинам уходят воевать в ряды ИГИЛ. При этом россиянам почти ничего не известно о тех, кто борется с чумой XXI века в своем доме. Мишель Мизах, 25-летний гражданин России и Сирии, который несколько дней назад вернулся из Дамаска, где воевал в рядах проправительственного вооруженного формирования «Шабиха», рассказал, что сирийцы думают об этой войне, своем президенте Башаре Асаде, Исламском государстве и будущем.

- Почему ты решил поехать в Сирию?

У меня отец из Сирии, и там осталось много родственников, с которыми мы практически ежедневно общаемся, считай, живем на две страны. Мы христиане. Троюродный брат воюет в рядах сирийской армии, дядя и тетя, будучи гражданскими, погибли в 2012 году в районе Каламун.

Поэтому, когда я смотрю новости, меня мучают некоторые угрызения совести… Я уже три года хотел поехать туда, но постоянно что-то мешало - то жена, то работа. Только сейчас звезды сошлись, и у меня появилось свободное окно.

- А когда «арабская весна» только началась, как твоя семья относилась к ней?

Сначала семья относилась к протестующим с сочувствием, но потом выяснилось, что непримиримая часть светской оппозиции отстаивает интересы Турции и арабских монархий. Плюс перспективы исламизации протеста были многим видны, и их опасались.

Наверное, как и все нормальные люди, наша семья, все мои друзья и знакомые в Сирии резко отрицательно относятся к ваххабитам и вообще к любому религиозному экстремизму.

В Сирии идет война не с Асадом, а с цивилизацией как таковой. ИГИЛ забирает людей в рабство, распинает их на крестах, вводит средневековые налоги для христиан, а шиитов и алавитов убивает на месте…

Вы хотите жить по шариату, чтобы за сигарету и алкоголь вас могли убить, а за зауженные джинсы избивали палками на городской площади? Никто этого не хочет!

А мы знаем, что так будет, если Дамаск падет. В Ракке уже так, об этом сами местные жители говорят. Между нами до сих пор курсируют автобусы, так что мы очень хорошо знаем об альтернативе Асаду.

Я в Дамаске познакомился с девушкой, ей всего 20 лет, три последних месяца она провела в рабстве у игиловцев. Один из их командиров купил ее и сделал своей наложницей, а когда подох, девушка перешла по «наследству» его преемнику… Родственники чудом смогли ее выкупить.

- Ты вообще знал, куда едешь, тебя там кто-то ждал?

Конечно, примерно за два месяца до отправления через знакомых своих родственников я вышел на своего будущего командира отряда в ополчении, примыкающем к армии.

Это та самая «Шабиха», которую ООН в 2012 году обвинила в преступлениях против человечности. В общем, два месяца я рассказывал ему о себе: кто я, что умею, почему хочу приехать и так далее… А он в ответ объяснял, что меня ждет, чем буду заниматься и прочее.

Я бы и в армию пошел, но моя очередь мобилизации наступает в последнюю очередь, так как я единственный кормилец в семье, ну и на неделю туда не сходишь. Брат там уже три года, и даже родных повидать не может, так как на фронте вообще передышек нет.

- В ополчение только сирийцы входят или это интернациональная бригада?

Едут из Ливана и Ирана, потому что понимают, что если Сирия падет, то они будут следующими. Они нам и военных советников, и оружие поставляют… Вся «шиитская ось зла» за нас!

С остального мира я не видел бойцов… Как мне показалось, посольство Сирии в России не одобряет подобные темы. Возможно, это связано со слухами, которые ходят вокруг так называемого «русского легиона», который несколько лет назад был нанят каким-то питерским ЧОПом, чтобы воевать за Асада. Но когда они прилетели в Дамаск, российская сторона возмутилась, «легионеров» вернули на родину и завели пару уголовных дел за наемничество.

В общем, легально воевать за Сирию можно, только если есть сирийское гражданство или некое межправительственное соглашение. Зато на стороне исламистов настоящий интернационал - они валят к нам вообще отовсюду.

- Как тебя Дамаск встретил?

Я прилетел в международный аэропорт Дамаска, и первое, что увидел, это большое количество солдат и ополченцев. Но гражданская жизнь продолжается, в центре города люди ходят по улицам, ничего не боясь, несмотря на периодические минометные обстрелы.

В христианских районах ситуация чуть сложнее, но и там магазинчики работают. Мой отряд как раз возле них базировался, на северо-восточной окраине Дамаска, напротив оппозиционного района Дума, который целиком занят исламистами. Он всегда был населен религиозными радикалами, так что никто не удивился, когда там оказался рассадник боевиков.

Правда, к моменту моего приезда район был уже давно взят в осаду, и у врага не было никакой возможности вырваться, так что мне там относительно просто было, если сравнить с тем, что происходит на севере Сирии…

Когда говорят «ополчение», сразу представляешь себе разношерстную публику, кое-как одетую и вооруженную, «Шабиха» похожа на это?

Нет, конечно. Мне в первый же день выдали стандартную армейскую амуницию, провели инструктаж и отправили на позиции. Кормят тоже до отвала, ну если ты сможешь есть, конечно, потому что на нервах не до этого…

В рационе - вся национальная кухня, блюда из мяса, бобов, сладости всякие. Пачку сигарет дают на два дня, но они такие крепкие, что этого вполне хватает. Плюс местные продукты каждый день носят, мы и армия для них как последняя надежда.

Возможно, в отдельных населенных пунктах, где местные жители собрали всю имеющуюся у них униформу и оружие, связались с армией и сказали, что их подразделение из стольких-то человек теперь часть ополчения, есть какие-то перебои со снабжением, но в Дамаске в этом плане как на курорте. Но ополченцам ничего не платят, вместо этого Асад дает их семьям всевозможные льготы.

- Какие вообще отношения между армией и ополчением?

Подчиненные. Оппозиция любит выставлять «Шабиху» варварами, которых правительство взяло под свое крыло, а они этим пользуются и только грабят и насилуют… С правдой это не имеет ничего общего.

Конечно, гражданские могут гибнуть от правительственных войск, но, к сожалению, это особенность боя в городской черте. Иногда таких жертв не удается избежать, тем более что исламисты прикрываются мирными жителями. Если бы мы на самом деле вырезали всех, кто поддерживает врага, Дума был бы давно разрушен.

Танками раскатали бы за день, тем более что некоторые горячие головы к этому давно призывают.

Но Асад этого не хочет, наоборот, он даже зарплаты продолжает платить тем чиновникам, которые теперь работают на Исламское государство. Наша задача не геноцид устроить, а объединить страну. Поэтому перед каждым выходом на задание нам говорили, что мы ни в коем случае не должны стрелять по гражданским. Если же кто-то из них умирает, то по каждому факту проходят проверки, при необходимости вплоть до трибунала.

- Давай больше конкретики, как отношения строятся между «Шабихой» и армией?

Армия дает задание, все необходимые сведения, поддержку и так далее. Поставляет нам инструкторов.

С разрешения Асада «Хезболла» тренирует ополченцев там, куда не может добраться армия. Возможно, в отдаленных населенных пунктах ополченцы могут поддерживать связь только эпизодически, но если этого не происходит совсем, их отряд не будет считаться частью ополчения.

Другими словами, ополчение - естественное продолжение армии. Связь осуществляется через командиров отрядов. Все вопросы утверждаются в армии и в гражданских администрациях, если это необходимо. Ничего на свой страх и риск не делается.

Если ополчение решает, что для обороны необходимо снести дом, то вначале нужно получить разрешение от городских властей. Конечно, бывают случаи, когда уведомить не успеваешь, но тогда ты должен рассказать обо всем уже постфактум.

Что касается ротации, мой командир провоевал в составе армии 4 года сержантом, был ранен и отправился в ополчение. Вообще же в ополчение набирают добровольцев, которых за отличие в бою могут перевести в армию.

- А сколько всего человек было в отряде?

Всего нас 21 человек. Несмотря на то, что отряд должен формироваться по территориальному признаку, у нас было трое христиан из Алеппо, два друза, которые бежали в Дамаск от ИГИЛ и вступили в ополчение, и один ливанский доброволец.

Там очень сильная атмосфера боевого братства, поэтому у нас не было никаких религиозных разногласий, дедовщины или чего-то такого. Все понимают, кто наш враг, вся злость уходит на него. При этом среди нас была пара человек, которые в начале «арабской весны» принимали участие в антиправительственных демонстрациях, но сейчас Асад для них - что-то вроде иконы. И это везде так.

Я, когда ехал в Сирию, считал фарсом советские лозунги вроде «За Родину! За Сталина!», но в Дамаске я сам был очевидцем того, как люди, идя в атаку, кричали «Бог! Сирия! Башар!», «Наши кровь и души за тебя, Башар!» и так далее.

- В чем заключается главная задача ополчения?

Ополчение возникло не от большой любви, а по причине необходимости чем-то заполнить бреши, когда в первые годы войны армия «похудела» в несколько раз.

Теперь она может маневрировать, а мы удерживаем отбитые позиции. Мы, например, всю неделю сидели в доме, который как бы клином вдавался в позиции боевиков.

Я не знаю, в какой они были организации, может быть, в ИГИЛ, а может, еще в какой-то. Да это и не важно, поскольку они постоянно мигрируют из одной организации в другую.

- Получается, ты в первый же день оказался на линии фронта? Командир вообще проверял твои способности?

Да, смешная история получилась… В прошлом я проходил военные сборы в Сирии, где стал снайпером. Но пока мы шли на позиции, выяснилось, что стреляю я не очень - не смог попасть по банке, стоящей на бочке примерно в ста метрах от меня.

В результате меня сделали обычным стрелком, ну и рядовым, так как званий в отряде нет, и ты либо командир, либо рядовой.

А так - да, с первого дня в бою оказался, ну или с первой ночи, так как днем там жара свыше 40 градусов и что-либо делать тяжело.

Пока не стемнеет, нашей главной задачей было не давать спать врагу, чтобы ночью он не слишком резвился.

Основные бои начинаются примерно в 6–7 часов вечера, когда начинает спадать жара. Правда, как мне рассказывал наш командир, даже самые тяжелые бои на нашей позиции - ничто по сравнению с тем, что происходит на севере Сирии, где у исламистов есть тяжелая артиллерия, танки и грузовики со смертниками.

Если у нас за неделю погибли 6 человек, и то из-за собственной ошибки, то там за ночь может погибнуть около 300 человек.

- А как погибли эти 6 человек?

На второй день моего пребывания они пошли на подмогу соседнему отряду, который захватывал дом с исламистами. Они вошли в здание, откуда боевики уже убежали.

По всем инструкциям сначала туда должны были входить саперы, потому что исламисты всегда минируют постройки перед тем, как покинуть их… Забыли, ошиблись и взорвались.

- Ты знал, откуда были твои враги?

В ночь на третий день мы взяли в плен одного боевика, он оказался сирийцем из Алеппо, который признался, что состоял в ИГИЛ. В соседнем квартале он убил одну армянскую семью - женщину и ее четырехлетнюю дочь, отрезал им головы. Он забрался к ним в квартиру, когда уходил от погони ополченцев

Потом он, видимо, пытался удрать в Думу, но, так как неместный, просто заблудился и вышел на нас. Если кто-то переживает за его судьбу, то не стоит. Он жив, мы его передали военной милиции.

- А как ты понял, что он из Алеппо?

По акценту. Арабский язык - это что-то вроде латыни Ближнего Востока. Его понимают все, но говорят на своих местных диалектах.

А когда человек говорит на чисто арабском, он либо очень образованный, либо носитель какого-то местечкового диалекта, или вообще не сириец и не араб, а язык знает по Корану. Так я идентифицировал среди боевиков выходцев из СНГ и Северного Кавказа… Их там довольно много, и они самые отмороженные.

- В полный рост в атаку ходят?

Вот именно… На следующую ночь после взятия пленного исламисты попытались захватить наш дом. И вот эти выходцы из СНГ, вопя «Аллах акбар» и что-то про доблесть исламских воинов, в полный рост пошли навстречу нашим автоматным очередям.

Может быть, они были под наркотой или пьяные, но вообще в халифате ни то, ни другое не приветствуется, вплоть до смертной казни. Всего в тот день на нас нападали 30–40 человек, из них мы убили около десятка.

- Страшно было?

Больше всего было страшно по прилету, вернее, даже не страх чувствуешь, а какое-то опустошенное волнение. Все чувства заблокированы, и ты сидишь как будто в прострации. Но когда начинают стрелять, то бояться становится некогда.

Правда, периодически появляются люди, которые только на позиции понимают, что вообще не могут воевать. Во время боя они входят в полный ступор, не могут ничего делать, никого не слышат… Их сразу отправляют в тыл, чтобы они помогали, например, в лазарете. В этом нет ничего такого, главное, что хватило силы духа вообще приехать.

- А ты что делал, чтобы не потерять самообладания?

Пытался про себя или тихо вслух комментировать свои действия, это помогало сосредоточиться. Например, я говорю сам себе: «На меня бежит враг. Нужно проверить предохранитель, прицелиться и выстрелить. Все, кончился бой, нужно доложиться».

Это очень сильно помогало, а после боя начинался отходняк - много курил и руки тряслись.

А в самую первую ночь, когда я только приехал, у меня вообще началась паника, потому что боевики обстреляли наш дом из РПГ, и мне в плечо попал кусок стены. Я начал кричать, что меня ранили, весь отряд на уши поднял… И тут я узнал арабский вариант русской поговорки «врет как Троцкий». Но синяк у меня до сих пор остался.

- Вообще были моменты, когда не только ты на иголках сидел?

Целых полтора дня таких было. На пятый день я узнал, что такое туннельная война. Оказывается, пока мы обороняли свой домик, исламисты в это время рыли у нас под носом подземный ход.

Не знаю, сколько это продолжалось - может, месяц или больше, - но факт в том, что в один «прекрасный» день мы обнаружили, что исламисты вылезли у нас за спиной и захватили четырехэтажный дом, самый высокий в окрестностях, так как все остальные в два-три этажа.

Разумеется, там засели снайпер и пулеметчики, и все мы оказались в маленьком котле. При желании можно было пробежать 200 метров под градом пуль, чтобы выйти, но никому не хотелось.

Вместо этого мы связались со штабом армии, и там сказали, что решат вопрос. Решали полтора дня, потом подогнали к захваченному зданию БМП, штурмовую группу и еще два отряда ополченцев.

Сначала здание на протяжении двух часов прошивалось насквозь из тяжелого пулемета, потом мы со всех сторон пошли в атаку.

В результате нашему командиру палец на руке отстрелили, а мы убили 8 исламистов. Вообще в здании их было больше, но те, что были поумнее, успели уйти обратно в туннель. Собственно, на этом все мои боевые подвиги закончились, так как было пора возвращаться домой…

- Вовремя вас вытащили. А с местными жителями успел пообщаться, что они думают о войне?

Все очень устали от нее, но они поддерживают Асада, потому что понимают, что если победят исламисты, то им придется несладко.

ИГИЛ не берет в плен, если они тебя окружили, то думай не о том, как сдаться, а как забрать с собой на тот свет как можно больше боевиков.

Даже светская оппозиция начала использовать амнистию, чтобы спастись от исламистов. На стороне исламистов остались только самые бедные слои населения.

При этом большинство беженцев, несмотря на последние новости, остается в Сирии. Правительство старается не создавать палаточных лагерей и расселяет их в административных зданиях.

Самые богатые выезжают в Иран и Ливан, чтобы оттуда продолжать свой бизнес, а те, что победнее, стремятся в Евросоюз.

Несмотря на огромные долги и полный развал экономики, Сирия выделяет большие деньги на социальный сектор. Строятся детские центры, школы, больницы и так далее. Зарплаты выплачиваются даже тем чиновникам, которые остались работать в ИГИЛ.

Ваххабиты строят свое государство, но из-за отсутствия собственных кадров вынуждены опираться на сирийских чиновников в оккупированных городах. Некоторые чиновники так хорошо устроились, что получают деньги и от Дамаска, и от Ракки. В общем, Асад делает все, чтобы доказать, что Сирия, в отличие от террористов, заботится о своих гражданах.

- Ты говоришь об ИГИЛ, но ведь там много разных группировок, для местных нет разницы?

А какая может быть разница, кто тебе будет голову резать?

Их различают только военные, потому что им важно знать, с кем они тактические перемирия заключают, и ученые, потому что исследования проводят всякие…

Ну есть еще Свободная армия Сирии, но ей принадлежит максимум 10% всех сил повстанцев. Местные жители и с ними ни о чем не хотят говорить. Все их требования и так постепенно выполняются.

Чтобы противостоять исламистам, Асад должен наладить диалог с народом. Они требуют отставки Асада, а зачем, если все знают, что сейчас он выиграет любые честные выборы?

- Для местных есть разница, приезжий исламист или нет?

Вот тут есть. Гастролеры плюют на местные порядки. Доходит до того, что даже бедуинские племена возле Ракки, которые сначала звали к себе ИГИЛ, теперь бегут к Асаду, так как не могут жить при новых порядках.

Но самый вал беженцев начинается, когда исламисты наступают на новые населенные пункты. Ополченцы, с которыми я говорил, считают, что живут с миссией очистить мир от большой кучи дерьма, которая туда приехала. Они сожалеют только о том, что оно приехало к нам, а не в Саудовскую Аравию, Турцию или США, которые финансируют их.

- Какое вообще отношение к саудитам?

Их и до войны никто из стран Залива не любил из-за их мракобесия… В Латакии, например, есть одно кафе, на табличке которого написано «саудиты и собаки не обслуживаются».

Саудовскую Аравию не любят за ее дикость, отсталость и варварство, а также за бескультурную гордыню, вызванную наличием обширных запасов нефти. В свою очередь сирийцы считают себя наследниками древних цивилизаций.

- А о России что думают?

Сторонники Асада очень хорошо к России относятся еще со времен СССР, а сейчас тем более. А вот если игиловцы узнают, что ты славянин или у тебя жена славянка, то тебя точно убьют, потому что после чеченской войны Россия считается одним из главных врагов исламистов.

- Ясно… Тяжело было прощаться с отрядом?

Стыдно было. Мне-то есть куда ехать, а им - нет. Уже сдружился с ними со всеми. В следующем году еще раз съездить хочу. Когда туда ехал, думал, что враг будет как бессмертная орда. Оказалось, что преувеличивают возможности исламистов. Умирают как все.

- Ты думаешь, война не прекратится к тому моменту?

Нет, конечно. Для этого нужно, чтобы государство взяло под контроль турецкую границу примерно к Приморскому району и иорданскую границу в районе Голанских высот… Тогда приток исламистов будет остановлен, и мы быстро справимся с оставшимися боевиками.

Все сирийцы знают, что Турция, Саудовская Аравия, Израиль и США помогают исламистам оружием и деньгами, покупают у них нефть.

Якобы они помогают только светской оппозиции, но все же прекрасно понимают, что они оружие фактически на общак скидывают. От Свободной армии оружие распределяется между всеми.

При этом Сирия может проиграть только в том случае, если будет установлена бесполетная зона, Турция открыто поддержит боевиков, а антиигиловская коалиция открыто выступит против Сирии.

- Почувствовал изменения, когда в Россию вернулся?

Я вообще не понимаю, как вы тут так спокойно живете. Сны снятся, как я там был, спать получается, только когда совсем измотаешься. Любителей петард возненавидел. Ну и под ноги все время смотрю, чтобы на мину не напороться.

Но все равно - не внести пусть даже маленькую лепту в борьбу с ИГИЛ я не мог. Брат говорит, что на севере каждый день как будто «Спасти рядового Райана» снимают. Потери огромные с обеих сторон, жалости никто друг к другу не испытывает, пленных не всегда берут, даже уши друг другу режут на сувениры…

- Хотел бы что-нибудь передать своим сослуживцам и боевикам?

Для ополченцев и солдат: все адекватные, нормальные люди с вами, ребята. А для боевиков… наверное, нехорошо получится, если интервью закончится словами «вас всех убьют»? Надо быть конченым идиотом, чтобы идти воевать за халифат…

Лучше анекдот расскажу. Солдаты поймали исламиста. Он просит расстрелять его в 13.00. Его спрашивают, почему именно в это время? Он отвечает, что тогда он успеет на обед к пророку Мухаммеду и шахидам. Докладывают офицеру.

Офицер говорит: расстреляйте его в 14.15. Спрашивают: почему? А он отвечает, что тогда он как раз за всеми посуду успеет помыть.

P.S. Фотографироваться Мишель отказался - сказал, чтобы не опознали ИГИЛовцы.

Артур Аваков