Управление как процесс вмешательства в социальные конфликты. Инновационные проекты: поиск ресурсов

Под «концепцией вмешательства» имеется в виду некоторая система взглядов, идей и принципов, объединенных для освещения какой-либо проблемы и поиска путей ее решения. Она раскрывается посредством разработки подходов и принципов привлечения к социальному участию всех субъектов, заинтересованных в выработке решений, затрагивающих их судьбу, интересы, ценности, позиции. Показателем того, что вмешательство произошло, является изменение той ситуации, системы или организации, на которую направлено вмешательство. Когда речь идет о вмешательстве, то предполагается, что оно происходит извне, а не изнутри организации.

Согласно концепции социолога Дридзе (Прогнозное социальное проектирование: теоретико-методологические и методические проблемы. Под ред. Дридзе Т. М. М.: Наука, 1994. С. 16.) вмешательство связывается спрогнозным социальным проектированием , которое направлено не только на то, чтобы показать или предсказать , «что ждет нас там, за поворотом», но и по возможности «предотвратить за поворотом, возможную беду».

В подходе к вмешательству в конфликт предполагается:

Сбор социально значимой информации, данных на социально-диагностическом этапе как некоторый зондаж;

Выход на последующий диалог посредством особого способа организации социокультурной коммуникации на локальном уровне.

Дридзе выделяет пять уровней социокультурной организации общества (снизу вверх):

- личностный уровень (внизу) субъектности, индивидуальное (личностное) сознание («Я» - человек, «Я» - личность);

- групповой уровень субъектности, групповое (коллективное) сознание («Мы – молодёжь»);

- организационно-управленческий уровень субъектности – должностное, представительское сознание («Мы – руководство»);

- институциональный уровень субъектности: институциональное сознание («Мы - конфликтологи», «Мы - правоведы»);

- общесоциальный (социентальный) уровень субъектности: сознание крупного социально-культурного сообщества («Мы – россияне», «Мы» - петербуржцы»).

Динамика отношений определяется, по Дридзе, тем, насколько эффективно взаимодействуют на основании сложившихся социокультурных норм и ценностей субъекты всех пяти уровней организации общества. При вмешательстве в конфликт необходимо учитывать специфику каждого уровня иерархии, чтобы учесть нравственные установки и ценностные ориентации, которым следуют участники конфликта, принадлежащие к разным уровням социокультурной организации общества.

Есть другой подход к вмешательству в конфликт – Красовского (Красовский Ю.Д. Управление поведением в фирме. М.: Инфра-М., 1997.) , в которой он раскрывает вмешательство в конфликт через диспозиционные конфликтные зоны . Он считает, что «организационная культура управления может быть осознана руководством фирмы через преодоление внутренних противоречий, которые достигают пика в конфликтных отношениях»).

Красовский выделяет два подхода к организации управления :

- «рационалистический» - акцент делается на максимальном эффекте от трудовой деятельности, на это направлено управление производством.

- «поведенческий» - главное внимание уделяется управлению работниками, которое могло бы давать максимальный эффект от инициативного отношения к делу. Только в этом случае приходит осознание и ясность: от чего необходимо уйти и к чему прийти? Остается вопрос: как это лучше сделать? И вот тогда без профессионального консультанта руководителю не обойтись. Тем самым конфликт оказывается катализатором формирования организационной культуры управления и несет преобразование отношений в коллективе.

Вмешательство консультанта начинается со сбора информации и диагностики ситуации и представлено семью этапами , которые:

Позволяют понять природу конфликтных отношений в организации,

Оказывают влияние на конфликтную ситуацию.

Итак, этапы :

1) изучение точек зрения оппонентов, чтобы понять их экономические, организационные, социально-психологические и психологические причины;

2) выявление того, что помогает преодолевать трудности в работе;

3) изучение динамики конфликта с применением экспресс методик;

4) экспресс опросный метод изучения мнения руководства по поводу недостатков и всего того, что провоцирует конфликтные ситуации;

5) выяснение, в какой мере внешняя организационная среда поддаётся изменению с целью смягчения провоцируемых психологических ударов по руководителям подразделений;

6) отслеживание конфликтных отношений методом экспресс опросов, которое позволяет выявить, как будет нарастать конфликт, если высшее руководство ничего не будет менять и все остаётся как есть;

7) акцентирование внимания на выяснении того, в каких конкретно подразделениях создаются предпосылки, мешающие работать в инновационном режиме.

Наиболее полно теория вмешательства в конфликт и конфликтные ситуации представлена в работе У. Мастенбрука (Мастенбрук У. Управление конфликтными ситуациями и развитие организации. М.: Инфра-М., 1996.). Теория интегрирует концепции развития организации с преобладающими, имеющими особое значение вопросами культуры . Основными элементами теории вмешательства являются :

Вмешательства, направленные на развитие организации;

Техника управления конфликтной ситуацией;

Принципы организации и управления, обуславливающие эффективную деятельность.

Для этой теории характерны :

Попытка соединить теоретические концепции с практическими рекомендациями;

Акцентирование на политике деятельности организации;

Комбинация развития организации, разрешения конфликтных ситуаций и использование принципов организационного успеха.

Цель вмешательства в конфликты – выяснение и урегулирование проблемы. Консультант должен выявить причины конфликта и поэтому он вмешивается в конфликт. Он выделяет два уровня консультирования :

- регулирующий , больше подходящий к отношению силы и зависимости,

- операциональный - соответствующий другим трём отношениям , решение которых направлено на неотложные и конкретные проблемы. Рассмотрим конфликты между тремя видами силовых отношений, которые встречаются в организации. Эта дифференциация показывает, что между ними существуют специфические различия в поведенческих тенденциях и проблемах, вмешательство в эти отношения должно быть разным.

1. Равный против равного , т.е. конфликтующие стороны обладают равной силой

2. Высший против низшего , т.е. конфликтующие обладают неравной силой, одна - слабее, другая – сильнее

3. Высший против среднего и против низшего , т.е. наличие сильной, менее сильной и наименее сильной сторон.

С точки зрения вмешательства в эти конфликты У.Мастенбрук рассматривает: - поведенческие тенденции вовлечённых сторон;

Центральные проблемы;

Возможные методы вмешательства.

1. Специфика проявления поведенческих тенденций «равный против равного» заключается:

В усилении конкуренции;

В склонности к переговорам или даже сотрудничеству из-за сильной взаимозависимости;

При игнорировании интересов очень быстрая активизация в стремлении к усилению позиции, лидированию и скрытой борьбе. Горизонтальный баланс между «равными» нестабилен и легко может нарушиться при стремлении какой-либо стороны усилить свою позицию.

Вмешательство должно способствовать:

Сохранению определённого равновесия между сторонами;

Существованию единой, центральной власти или ярко выраженных общих интересов у сторон;

Чёткому разделению и координации задач;

Чёткому установлению разногласий и управлению ими;

Развитию навыков управления конфликтными ситуациями, например, сочетания конфронтации и ведения переговоров.

2. Конфликт «высший против низшего» заключается в следующем:

Желание низшего звена иметь автономию;

Ощущение «высшим» сопротивления изменениям;

Восприятие низшим звеном этих изменений как манипулирования им. Рекомендуемые вмешательства:

Замена личной силы обезличенной властью (создание системы правил, норм и процедур в отношениях между персоналом);

Изменение стиля лидерства «высшего»;

Организационные изменения (децентрализация, структурирование задач..);

Развитие способности понимать и воспринимать динамику отношений «высший против низшего», например, при ведении переговоров и т. д.

3. Силовые отношения в конфликте «высший против среднего и против низшего» характеризуются типичной ситуацией:

Высшее звено поручает задание, низшее оказывает сопротивление, а среднее звено выполняет роль своеобразного буфера. Источником огромного напряжения для среднего звена является то, что его деятельность должна отвечать задаче соответствия производственным интересам организации и ответственности за подчиненных ему людей. Кроме того, среднее звено часто сталкивается с дилеммой: или вынужденное сокрытие от «высшего» информации о реальном положении дел «низшего» звена или настоятельная потребность передать эту информацию «высшему». Это связано с опасностью вызвать резкую критику с нежелательными для «среднего» последствиями за невыполнение или неправильное исполнение задания. Поэтому «средний» вынужден вести «двойную игру». Это двусмысленное положение и напряженные отношения с «высшим» и «низшим» являются одной из основных причин стресса, если «среднему» не будет оказана необходимая психологическая помощь. Позиция «буфера», которая функционально закреплена за «средним» звеном, создаёт специфические проблемы в конфликте. В связи с таким положением выделяются три варианта проблем, характерных для лиц, вовлеченных в этот тип отношений:

Конфликты,

Двусмысленность положения (буфер) и

Стресс как закономерное следствие.

Отсюда формируются и три варианта решения проблем:

Установление более открытой коммуникации, четкой регламентации полномочий, задач, обсуждения расхождения во мнениях;

Структурные изменения для решения повторяющихся проблем;

Использование политики соглашательства, уступок и компромиссов «средним звеном», с целью развития позиций и ухода от острых конфликтов между «высшим» и «низшим» звеньями.

Анализ теории У.Мастенбрука показывает, что существуют закономерности, которые консультанту необх. учитывать в управлении конфликтными ситуациями и налаживании профессиональных отношений:

Чем ближе субъект находится к вершине управленческой пирамиды, тем жёстче становится социальный контроль и усиливается конкуренция;

При конкуренции субъектов на одном уровне необходимость сохранения индивидуальности сильно возрастает; необходимы качества: самостоятельность, энергичность, активность, гибкость, компетентность;

Необходимо развитие и чёткое понимание формальных и неформальных отношений с лицами, обладающими властью;

Субъект, приближающийся к вершине управленческой пирамиды, «твёрдо стоящий на ногах», становится функционально нечувствительным к тому, что не обеспечивает ему устойчивость.

Т.о., исследование, выработка альтернативных решений, конфронтация решений, формулирование пробного/предварительного решения, обсуждение его с вовлеченными в конфликт лицами - этапы этого вмешательства, которые могут принести ощутимую пользу в работе с конфликтами.

· не откладывать процесс конфронтации до предоставления консультантом отчета о проделанной работе;

· возникновение безвыходных ситуаций в работе с конфликтом (клиентами и организациями) расценивать не как обременительный инцидент, а как важную часть процесса консультирования при вмешательстве в конфликт.

Таким образом, «исследование, выработка альтернативных решений, конфронтация решений, формулирование пробного, предварительного решения, обсуждение его с вовлеченными в конфликт лицами – этапы этого консультативного подхода» которые могут принести весьма ощутимую пользу в работе с конфликтами .

§4. МОДЕЛИ АНАЛИЗА КОНФЛИКТА

С чего можно начинать исследование конфликта? Каждый исследователь находится в рамках какой-либо конкретной научной дисциплины, в которой под методологией понимается «совокупность используемых ею методов получения и подтверждения нового знания» . С точки зрения практики, обращение к различным моделям объяснения необходимо для того, чтобы изначально определить некоторые стандарты, рамки, оценки, с которыми в дальнейшем можно соотносить реальную исследовательскую практику. Такие модели объяснения в социологии имеются, например, натуралистическая, бихевиаристская, интепретативная, этнометодологическая, функционалисткая, структуралистская.

Множество теоретических моделей можно встретить в рамках любой научной дисциплины, которые исследуют конфликты. Теоретические перспективы предполагают прикладной аспект научного исследования, тем самым, оказывая влияние на «выживание» исследовательских программ. Однако для конкретных практических задач научные методы исследования и вмешательства в конфликтные ситуации необходимо дополнять методами, приемами, принимаемыми решениями, представлениями и объяснениями, которыми пользуются, в том числе и конфликтующие стороны. Это значит, что в данной методологии научные знания и знания конфликтующих сторон имеют равные возможности влияния на конфликтную ситуацию, Это разные технологии: одна – технология исследования, другая – технология изменения.

Предлагается рассматривать управление конфликтами как социально-значимую ситуацию глазами ученых специалистов-практиков, должностных лиц и обывателей с учетом того, что каждым субъектом информация будет интерпретироваться по-разному, а реально наблюдаемые ими события, факты или явления приобретают значимость или нейтральность в зависимости от интересов, потребностей или сиюминутной выгоды.

Прогнозное социальное проектирование, как метод вмешательства в процесс выработки управленческих решений, направлено не только на то, чтобы показать или предсказать, "что ждет нас там... за поворотом", но и по возможности "предотвратить за поворотом возможную беду" .

Выделяя уровни социокультурной организации общества Т.М. Дридзе построена аналитическая абстракция практической деятельности субъектов (Конус Дридзе), учитывающая самые различные связи и отношения, в которые они могут вступать в процессе жизнедеятельности, в том числе и в конфликтной ситуации. Нормы и ценности, присущие этим уровням социальной организации, могут препятствовать или способствовать достижению субъектами своих целей и решению задач.

Профилактика социальных конфликтов возможна путем диагностирования актуальных и потенциальных точек напряжения в преддверии выработки управленческих решений (а не после принятия таковых) и соответствующей организацией диалога между всеми заинтересованными сторонами (включая тех, кому предстоит проводить решения в жизнь).

Анализ теоретических работ по подходам к конфликтам позволяет сформулировать пять основных методологических принципов, позволяющих продолжить работу по теоретической и практической разработке концепции управленческого «вмешательства" в конфликт.

Одним из методологических принципов в "концепции вмешательства" в конфликт является принцип адекватности воздействия, призванный способствовать выявлению реального предмета конфликта и поиску методов регулирования конфликтного взаимодействия.

Второй принцип - это действенность вмешательства. Действенность вмешательства в конфликты выступает как очень сильное требование к способам технологизации и операционализацию результатов диагностик. Конфликтами можно управлять тогда, когда они открыто проявляются в противоборстве и столкновении субъектов. В этом плане решения могут быть самые нестандартные, как сами ситуации, например, искусственное эскалация конфликта с целью его разрешения, ограничение и подавление конфликта на самой начальной стадии его зарождения и т. д. То есть, возможны гибкие технологии управления конфликтами, вырастающие из своевременной диагностики реальных ситуаций. В этом плане теоретические наработки должны появляться как обобщение экспериментальных наблюдений, т. е. чисто теоретически они не могут быть изобретены.

Культурные нормы, вводимые извне, в большинстве случаев будут отвергаться, а значит, необходимо сформулировсть еще один методологический принцип – необходимость «выращивание» культурных норм самими участниками конфликта.

Помимо вмешательства, которое может осуществить консультант (конфликтолог, социолог, психолог и т. д.), существует еще множество социальных воздействий - политических, дипломатических, экономических, этнических, которые могут оказать заметное влияние на развитие конфликта.

Отсюда принцип, регулирования и ограничения внешних воздействий. Как правило, разрешение конфликта зачастую связано с изменением "идеала" или "модели желаемого выхода", которые сами по себе не являются объектами воздействия. Насколько правомочно вмешательство извне в изменение такого идеала? Если вмешательство правомочно, то, следовательно, необходимо иметь идеальную схему разрешения конфликтов на разных уровнях управления, сфер жизнедеятельности и уровней субъектности.

В концепции вмешательства необходимо предусмотреть контроль экспериментального применения концептуальных схем (введения принципа контролируемого эксперимента), заключающегося в постоянной корректировке способов разрешения проблем по ходу дела, а не только на основе разработанных ранее схем. С учетом того, что разрешение конфликта в итоге действительно создает некоторое равновесие сил, необходимо учитывать, что при неосторожном вмешательстве оно может создавать почву для вызревания нового конфликта, который пока находится в "зародышевом" состоянии.

В концепции вмешательства в конфликты необходимо предусмотреть освобождение от убеждения, что любые конфликты можно разрешить, предупредить или устранить. Вместо этого мифа необходимо ввести принцип конструктивного конфликтного взаимодействия как принципа развития . А поскольку при развитии возможно рождение новых форм, которые требуют "наращивания жизнеспособности" субъекта, то вмешательство в конфликт должно способствовать не только снятию и разрешению противоречия, но и переходу субъектов на уровень создания новых социальных форм, без разрушения субъектов и нежелательных последствий.

Поэтому в концепции должен быть сформулирован императив эффективности управления конфликтами на всех уровнях. Он может звучать так: л юбое лицо, занимающее в управлении руководящую должность и управляющее организацией (общностью, отраслью, институтом и т.д.), если оно не контролирует динамику снятия противоречий и не обеспечивает проявление и снятие этих противоречий, управляет неэффективно .

Управленческое вмешательство в конфликты должно осуществляться с учетом интересов участвующих лиц или групп, исходя из общих профессионально-диагностических принципов, показывающих возможную степень разрушения или созидания в каждом конкретном случае, а также степень риска, ущерба и потерь.

Весьма важно при вмешательстве в любые конфликты соблюдение легитимности вмешательства в процесс созревания и развития конфликта.

Существующие представления управленцев, социологов и конфликтологов, признающие за конфликтами лишь их общие конструктивные или деструктивные функции, могут оказаться несостоятельным при практическом вмешательстве в конфликтные ситуации, если они не учитывают амбивалентентность первичного состояния конфликта.

Инновационные проекты: поиск ресурсов.

Анализ теоретических работ экономистов, социологов, историков и культурологов показывает, что все социальные инновации имеют общие существенные характеристики, независимо от того, в какой стране они происходят и на каком историческом этапе развития общества. В СССР все, что не соответствовало поставленных властью целям, что мешало их достижению, выражало сомнение или недостаточно быстро адаптировалось в новой ситуации, должно было исчезнуть, то есть перестать существовать. Переход к прямому «управлению» всеми процессами производства и распределения был тогда логическим следствием взявшей верх идеологии, не соответствующей, как оказалось, реальным процессам изменения внешних и внутренних условий. Сегодня другая реальность и другое отношение к социальным вмешательствам, в качестве которых все чаще выступают инновационные проекты.

Существенными характеристиками социальных инноваций на ранней стадии реализации являются следующие:

• Высокий риск и высокая степень неопределенности.
• Конкретность в частных формах управления.
• Разрушение устоявшихся общественных и индивидуальных стереотипов.
• Обострение социальных противоречий.
• Ужесточение форм конфликтного взаимодействия и эскалация конфликтов .
• Появление новых норм, культурных образцов и нового правового пространства.
• Сложнопрогнозируемые побочные эффекты, свойства социокультурной и организационной системы.
• Потребность в переходе на новый уровень управления и развития.

Таким образом, любая социальная инновация сопровождается ужесточение форм конфликтного взаимодействия и эскалацией конфликтов.

Если обратить внимание на социальные реформы и на те социальные процессы, которые им сопутствуют в России во всех сферах жизнедеятельности, то необходимо признать, что практически все они, разрушают устоявшиеся общественные и индивидуальные стереотипы, вызывают социальные протесты и жесткие формы противостояния, вплоть до терроризма. Потому необходимо рассматривать социальные реформы как социально-инновационные проекты, требующие поиска новых ресурсов, новых форм и норм взаимодействия между разными социальными группами, как в правовом, так и экономическом, организационном, интеллектуальном и духовном аспектах.

Преодоление жестких форм конфликтного взаимодействия возможно на пути поиска ресурсов при реализации инновационных проектов.

Можно выделить несколько видов ресурсов, которые обнаруживаются и в каждой конфликтной ситуации, как на микро-, так и на макроуровне:

• концептуальные ресурсы – обеспечивающие целостность и связность проекта, его методологическую устойчивость и логическую непротиворечивость;
• исследовательские ресурсы – привлечение специалистов для обследования, диагностики и анализа выделенной предметной области проекта;
• нормативно-правовые ресурсы , опирающиеся на существующие или разрабатываемые в ходе проекта нормативно-правовые акты разного уровня;
• информационно-коммуникативные ресурсы , открывающие доступ к проекту для всех заинтересованных сторон, строящие брэнд проекта и дающие возможность участникам получить доступ к необходимым данным и их обсуждению;
• организационные ресурсы , предусматривающие точное и быстрое распределение задач и ответственностей среди участников и обратную связь для контроля или регулирования выполнения задач;
• инструментальные ресурсы – обеспечивающие реализуемость проекта и его связь с практикой действий: показатели оценки ситуации, статистика, социологические исследования, некие методы упорядочивания баз данных;
• образовательные ресурсы – возможность повышения квалификации и расширения горизонтов профессионального сознания в ходе разработки и реализации проекта;
• идеологические ресурсы – учитывающие привлекательность, престижность и актуальность выдвигаемых в проекте идей для достаточно большого количества участников (не только молодежи);
• политические ресурсы , подразумевающие поддержку проекта федеральной, региональной и муниципальной властью, региональными, национальными, конфессиональными и другими элитами;
• финансовые ресурсы , которые важны тактически, но не являются стратегическим ресурсом проекта.

Главный ресурс, который всегда существует, но не всегда сознательно и планомерно используется на практике - это ресурс кооперации, партнерства, сотрудничества паритетных отношений и коммуникаций на базе общих профессионально-диагностических принципов между всеми конфликтующими сторонами.

Литература

1. Дридзе Т.М. Социальная коммуникация и культура в экоантропоцентрической парадигме.//В контексте конфликтологии… М.: Институт социологии РАН,1997. №1.
2. Дридзе Т.М. Экоантропоцентрическая парадигма в социальном познании и социальном управлении. //Человек 1998. №2.С.95-105.
3. Тихонов А.В. Социология управления. Теоретические основы. – СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2000.
4. Цой Л.Н . Практическая конфликтология. Часть первая. М., 2002.

найти еще статьи

В современных условиях становления многополярного мира, несмотря на усилия международных организаций и гражданского общества, вооружен­ная агрессия по-прежнему остается не только распространенной альтернати­вой ди­пломатическому урегулированию конфликтов, но и одной из посто­янно совер­шенствуемых насильственных практик.

По мнению экспертов, в данный мо­мент мировой истории происходит масштабное вне­дрение военных приемов и средств в сферу международных отношений. Ме­сто войны, ранее являвшейся, факти­чески, единственной формой вооружен­ного проти­воборства стран и на­родов, в XX – начале XXI веков все активнее занимают терроризм, геноцид, ин­тер­венция и т.д. Последнее из этих понятий в настоя­щее время получает все бо­лее широкое распространение на между­народной арене, хотя в «Концепции внешней политики Российской Федера­ции», ут­вержденной Президентом В.В. Путиным 12 февраля 2013 года, по­добные операции названы «подрываю­щими устои междуна­род­ного права».

По мнению Министра ино­странных дел России С.В. Лаврова, использо­ва­ние воен­ных интервенций с целью смены политических режимов в небла­гопо­лучных странах – это «прямой путь к потере кон­троля за глобальными про­цес­сами, что больно ударило бы по всем членам мирового сообщества, вклю­чая инициаторов внешнего вмешательства» . Это убеждение поддержива­ется и со­трудниками зарубежных научных организаций, по словам которых, сейчас «почти невозможно установить глобальный демокра­тический контроль над про­ведением интервенций», а «начав интервенцию, становится невозможно ее кон­тролировать» . Опасность усиливается еще и тем обстоятельством, что в рамках подобных операций главной действующей силой часто стано­вится отнюдь не армия, а иные государственные ве­домства и институты (например, специальные службы), акции кото­рых, как правило, носят скрытый, неяв­ный характер.

Между тем, изучение интервенции с теоретической точки зрения является для оте­чест­венной науки сравнительно новой темой. Несмотря на то, что от­дельные случаи иностранного военного вмешательства во внутренние дела не­зависи­мых госу­дарств (Кореи, Греции, Вьетнама и т.д.) нашли отражение в ис­сле­дователь­ской литературе, на данный момент сложно говорить о существова­нии общей тео­рии, способной объяснить сущностные черты таких операций. Этот факт не может не вызывать озабоченности, если учесть, что еще в 1874 году в книге «Начало невмешательства» профессором Л.А. Камаровским был поставлен вопрос о необходимости создания общей теории интервенций. Он считал, что отвергать возможность существования такой теории могут только «люди мало знакомые с природой государства и законами» , однако до настоя­щего времени обращения исследователей к этой теме были достаточно ред­кими. В результате, в научной литературе по данной проблеме от­сутствует даже уни­фицированный терминологический аппарат.

Как правило, отечественные ученые употребляют термин «интервенция» в значении «насильственное вмешательство одного или не­скольких госу­дарств во внутренние дела другого государства» . Это определе­ние является устояв­шимся, но вряд ли можно полностью с ним согласиться. Указанная дефиниция, описывая особый вид международных конфликтов, не позволяет до конца по­нять ни причины и цели осуществления интервенции, ни специ­фические сред­ства, используемые для достижения этой цели, ни систему от­ношений, возни­каю­щих в ее процессе, ме­жду противоборствующими сторо­нами.

Зарубежные специалисты также не смогли придти к единообразному опре­делению «интервенции» – наиболее классической стала дефиниция не­мецкого юриста Л.Ф. Оппенгейма, звучащая следующим образом: «насиль­ственное вмешательство одного государства в дела другого государства с це­лью поддер­жания или изменения текущего положения вещей» . Впрочем, сейчас в политиче­ской науке используется и более упрощенное определение: «на­сильст­венное вмешательство одного государства в дела другого государ­ства» .

Естественно, использовать столь расплывчатое определение в сколько-ни­будь масштабном научном исследовании не представляется возможным, по­скольку в таком случае терминологическая гра­ница между различными видами военно-политических операций будет практически стерта. И если сейчас, ска­жем, пу­таницы между понятиями «интервенция» и «война» в ис­следователь­ской литературе, как правило, уже не происхо­дит, то по­нятия «интер­венция» и «вторжение» часто совершенно не­верно ис­пользу­ются как сино­нимы. Для по­нимания основных характери­стик интер­венции не­об­хо­димо, в первую оче­редь, выявить черты, отличаю­щие данный вид кон­флик­тов от иных форм межгосу­дарственного противо­стояния.

В первую очередь, важным отличием интервенции от войны или вторже­ния является тот факт, что вмеша­тельство может осу­ществляться без непосред­ственного участия армейских подразделений с помощью специальных разведы­ва­тельно-ди­версионных органов, а также средств дипломатии (формами интер­венции могут быть названы поли­ти­ческие убийства, шантаж, организация за­го­воров и пере­воротов и др. ). Отсюда, раз­ли­чают откры­тые и скрытые интер­вен­ции – если первые прово­дятся с откры­тым примене­нием военной силы, то вто­рые реали­зуются с помощью секретных, не­гласных ме­тодов и средств. В со­временных условиях эта особенность интер­венций при­обрела большую акту­альность, и во внешнеполи­тических конфлик­тах цели сто­рон все чаще дос­ти­гаются не за счет прямого воору­женного воз­действия, а с ис­пользо­ванием аль­тернативных форм: диверсионных, эконо­миче­ских, дипло­матиче­ских, инфор­мационных, психоло­гических и т.д. В этой связи российский военный специа­лист В.А. Золотарев считает, что « новую эпоху «невоинствующих» войн, в ко­торых политические цели достигаются не посредством прямого вооруженного вмешательства, а путем применения иных форм насилия, подрыва мощи про­тивника изнутри» от­крыло политическое противостояние СССР и США во вто­рой половине XX века. Тем не менее, можно утверждать, что начало этой «эпохи» было свя­зано, скорее, с Первой мировой войной, когда использование разведыва­тельно-диверсионных средств для инспирирования внутриполитиче­ской дес­табилизации противников приобрело большие масштабы – подобные методы с разной степенью успешности применялись как державами Антанты, так и Тройственного Союза.

В дальнейшем, широкое распространение получила, например, эконо­миче­ская интер­вен­ция, включающая в себя финансирование оппозиционных сил; провоцирование забастовок; подделку национальной валюты; введение санкций экономического характера и т.д. Та­кие методы применялись в 1951 году в отно­шении Китая после его вступления в Корейскую войну, в 1972–1973 годах в Чили, в 1980-х годах – против Никарагуа и т.д. Даже дея­тель­ность Ко­мин­терна по финансированию социалистических партий и групп в Европе и за ее пределами может считать формой экономической ин­тервен­ции. В этой связи обратимся к решению Международного суда ОНН по делу «Никарагуа против США». В данном документе содержалось доста­точно любопытное указание на то, что « помощь повстанцам в виде поставок оружия или оказания тыловой либо иной помощи», будучи формой интер­венции, не является формой «воору­женного нападения» . Тем самым, воз­можность осуществления невооружен­ных интервенций была признана офи­циально.

Помимо этого, в рамках современных концепций все больше специалистов склоняются к идее, что интервенцией можно называть лишь операцию, ко­то­рая прово­дится в странах, где уже существуют серьезные внутриполити­че­ские про­тиво­речия, либо перешедшие в фазу вооруженной борьбы, либо имеющие тен­ден­цию к этому. В этом состоит ее коренное отличие от втор­жения, которое в основном направлено против внутренне стабиль­ных го­су­дарств, и имеет своей целью, как раз, дестабилизацию поло­же­ния в них для из­влечения выгоды (тер­риториальных захватов, наложения кон­трибу­ции, распространения влияния и т.д.). Примени­тельно к интервен­ции, можно на­блюдать совершенно противопо­ложную кар­тину – как выра­зился известный американский политолог С. Хан­тингтон, «политические причины, провоци­рующие военную ин­тервен­цию… лежат в области отсутствия или низкого уровня эф­фективности полити­ческих институтов» , то есть внутренняя сла­бость, а вовсе не сила, го­сударства соз­дает предпосылки для иностранного вмешательства.

Более того, военные интервенции «происходят не в вакууме, и никогда не были абсолютно неожиданными», «они рождаются из череды серьезных поли­тических кризисов» в далеко не благополучных странах. К моменту вве­дения иностранных войск на территорию независимого государства, леги­тимность действующей власти в нем уже находится под сомнением, как это было на Кубе в 1906 году или в Советской России в 1918 году. И хотя зару­бежные интервен­ции также часто направлены на извлече­ние вы­годы, но предпола­гают ее полу­чение за счет урегулирования конфликтов на оп­реде­ленной терри­тории, а от­нюдь не их провоцирования или эскалации. Даже минимальный опыт их изуче­ния доказывает, что, иностранное военное вмешатель­ство часто направлено не только на подавле­ние насилия на конкретной террито­рии, но и на инспириро­вание там соци­ально-по­литических изме­нений. К числу таковых можно при­числить получе­ние автоно­мии или независимости отдельными регионами страны, подверг­шейся интер­венции (если ожесточен­ная борьба за независи­мость была при­чиной вмеша­тельства), демилитариза­цию, принятие новых за­конов и подза­конных актов, из­менение формы госу­дарственного устройства (от демокра­тии до военной дик­татуры) и т.д.

На данную особенность обращали внимание многие ученые. На­пример, исследователи из США С. Бланк и Л. Грин­тер пришли к вы­воду, что «с 1775 года в каждой крупной гражданской войне или революции между­народная ин­тервенция играла или стремилась играть огром­ную роль» . Вторил им и акаде­мик Академии военных наук Российской Федерации, профессор Л.И. Оль­штынский, по словам кото­рого, «революции и граж­дан­ские войны в ис­тории были часто свя­заны с вмешатель­ством внешних сил разных форм и масшта­бов» . Об этом же писал и сотрудник американского Стратегического исследова­тельского центра К. Пол, указывая на тот факт, что интервенция рож­дается как ответная реакция на какой-либо непредвиденный кризис, могущий привести к неприемлемым последствиям, а потому требующий немедленных действий .

Профессор Оксфордского университета сэр А. Робертс выделил 8 ос­нов­ных причин интервенций, имевших место в истории международных от­ноше­ний: помощь законному правительству в условиях гражданской войны; ответ­ная интервенция (контр-интервенция); защита собственных граждан в другой стране; самоза­щита; поддержка нации или колонии в борьбе за само­определе­ние; препятст­вие беспорядкам и терроризму; предотвращение мас­сового нару­шения прав человека . Как видно, почти все эти причины свя­заны с наличием в стране, подвергшейся интервенции, вооруженной борьбы между различными груп­пами.

Другой крупный западный исследователь этого феномена – профессор Гарвардского университета С. Хофф­манн – также видел прямую взаимосвязь между внешней интервенцией и внут­ренними конфликтами. В книге «Миро­вой беспорядок» 1998 года издания он утверждал, что двумя ос­нов­ными при­чи­нами, создающими необходимость иностранного во­енного вмеша­тельства в дела суверенного государства, могут быть либо угроза между­народ­ному миру с его стороны, либо массовое нарушение в нем прав чело­века . Оба эти фактора прямо характеризуют степень конфликт­но­сти полити­ческого режима. В эту концепцию органично вписы­вается даже интер­венция Ан­танты в Россию, так как, с одной сто­роны, стремление боль­шеви­ков к органи­за­ции мировой рево­люции угрожало глобальному миру, а с дру­гой – проводи­мая в РСФСР поли­тика «красного террора» вполне может трак­товаться как мас­штабное на­руше­ние прав чело­века. Соответственно, легитимация интервенций, как правило, связыва­ется не столько с националь­ными инте­ресами, сколько с необходимо­стью от­стаивания общечеловеческих ценно­стей, сохранения мира и стабильно­сти, как на конкретной территории, так и в глобальном масштабе.

Подобный подход далеко не нов и встречается даже в правовых концеп­циях XIX века. К примеру, в работах Х. фон Роттека, утверждалось, что в слу­чае распада го­сударства на не­сколько борющихся самостоятельных образова­ний, оказание военной по­мощи любому из них являлось абсолютно законным и приемле­мым актом . Британский пра­вовед и политический деятель сэр Р. Фил­лимор в «Комментариях по международному праву» делал недвусмысленное заключение, что государ­ство имеет полную возможность вмешиваться во внут­ренние дела соседей, если ими установлен по­литический режим, открыто враж­дебный правительствам и народам других стран . Причем в ту эпоху, как и сего­дня, легитимность ин­тервенции зависела от масштаба конфликта, числа жертв и динамики эскала­ции .

Данная особенность достаточно ярко выражена и в докладе «Международ­ной комиссии по гуманитарной интервенции и государственному суверени­тету» 2001 года. В документе главными причинами возможного военного вме­ша­тельства в конфликт были названы неспособность государства защитить гра­ждан и массовые потери среди населения (геноцид, «этнические чистки» и т.д.), а условиями интервенции провозглашались: наличие благих на­мерений; соот­ветствие масштабов цели используемым средствам; исчерпание возможностей мирного урегулирования; гарантии достижения положитель­ных результатов .

К этому стоит добавить замечание профессора Гронинген­ского универ­си­тета У.Д. Верви, по мнению которого, государство-интервент должно в обяза­тель­ном порядке быть бес­пристрастным и не иметь какой-либо полити­ческой или экономической заин­тересованности в исходе кон­фликта . Кроме того, важ­ное дополнение к этому списку сделал Президент школы права Тал­линнского университета Р. Мюллерсон – по его словам, интервенты должны преследовать цель «остановить или предотвратить страдания населения, а не способствовать смене политического режима» в стране . Впрочем, на прак­тике в современном мире достижение первой цели подчас практически не­осущест­вимо без второй. В таком ракурсе совершенно не удивительно, что ле­гитимность интервен­ции, как операции, не носящей харак­тер войны, как в прошлом, так и в настоя­щее время, строится в основном на общественной поддержке .

Фактически, можно утверждать, что действия инициаторов интер­венции часто представляют собой попытку разрешить внутренний конфликт с помо­щью внешнего . Недаром российский исследователь И.П. Чернобровкин на­звал военную ин­тервенцию «крайним средством миротворческого контроля», необходи­мую в условиях, когда «по­сред­ничество и невоенные ресурсы дав­ле­ния ока­зываются недоста­точными для прекращения… насилия» . В этом его поддер­живает политолог А.А. Су­шен­цов, считающий, что уже долгое время «на практике стирается грань между боевыми дей­ствиями и миротвор­чест­вом» . Далеко не нов такой взгляд и для зарубежной науки – на­пример, в рабо­тах Дж. Старки и Л. Оппенгейма по международ­ному праву интер­венция на­зы­вается в числе средств урегулирования террито­риаль­ных спо­ров наряду, ска­жем, с блокадой и эмбарго .

Таким образом, интервенция представляет собой интернационализирован­ный внутренний конфликт («военные действия внутри страны, которые при­ни­мают харак­тер международных» ) и является внешней реакцией на начало в каком-либо государстве восстания, геноцида, гражданской войны. Такие случаи в истории международных отношений далеко не редки. Например, только в XX веке через интернационализацию прошли вооружен­ные конфликты в Финлян­дии в 1918 году (противников поддерживали в ос­новном РСФСР, Германия и Швеция), в Испании в 1936–1939 годах (наибо­лее активными иностранными участниками в ней были Германия, Италия, Португалия и СССР), во Вьетнаме в 1957–1975 годах (в этом конфликте в разной степени принимали участие около 10 зарубежных стран), в Никарагуа в 1981–1990 годах и т.д. В вооруженном конфликте в России в 1918–1920 годах также участво­вало также более де­сятка стран.

В XIX–XX веках интернационализация была обусловлена не столько ини­циативой международного сообщества, сколько стремлением самих уча­стников внутреннего конфликта заручиться поддержкой из-за рубежа (такого рода по­мощь должна была уравновесить силы или склонить «чашу весов» на сторону того из противоборствующих лагерей, кто смог заручиться поддерж­кой более могущественной державы). Поводом к интернационализации могло служить принципиальное неравенство сил (асимметрия в во­енно-техниче­ском и полити­ческом потенциале), нарушение противником об­щепринятых правил и законов, а также непропорционально большое число жертв с одной из сторон. Сегодня же наблюдается иная ситуация – широкое распространение полу­чили операции по принуждению к миру, в рамках которых доминирующей стала после­дова­тельность «сила – право – мир». Ведь государства, как пра­вило, не стремятся признавать суще­ствование вооруженного конфликта в рамках своих границ (даже в тех слу­чаях, когда он очевиден), поэтому меж­дународному сообществу приходится использовать силовые методы оста­новки взаимного насилия. Этот механизм современные французские иссле­дователи называют «гибридом из диплома­тических и военных методов раз­решения конфликтов». Силовое воз­действие в этой системе не является глав­ным элементом, но обойтись без него невоз­можно – как пишет француз­ский генерал П. Сартр, «отказ от использова­ния силы ради достижения целей ми­ротворческой операции придает ей некий имидж, который не только не сдерживает деструктивные элементы, но и даже может спровоцировать их» .

В рамках современных представлений можно выделить три формы ин­тер­национализации внутреннего вооруженного конфликта :

1. Прямая поддержка группировок, участвующих во внутреннем противо­борстве, разными государствами или группами государств;
2. Вмешательство иностранного государства или группы государств в кон­фликт на стороне одной из противоборствующих группировок;
3. Вмешательство иностранного государства или группы государств в кон­фликт с целью его урегулирования.

Третья разновидность как раз и может быть названа интервенцией.

По всей видимости, ключевым в данной схеме является тот факт, что ино­странное военное вмешательство ведет к интернационализации внутрен­него вооруженного конфликта независимо от своей интенсивности . Так, чис­лен­ность воинского контингента, отправленного в другую страну для проведения военно-политических операций, решающего значения в данном вопросе не имеет. Даже минимальное количество зарубежных военспе­цов может изменить баланс сил и способствовать эс­калации кон­фликта. В результате изучения раз­личных форм и методов иностранного вмешательства, С. Хоффманн предложил их дифференциацию по степени интенсивности на три категории: в первом слу­чае действия зарубежных сил ограничиваются оказанием гуманитарной по­мощи населению страны, в которой происходит конфликт; на втором уровне прово­дятся операции по «принуждению к миру» как в оборонительной, так и в насту­пательной форме; третий сценарий предусматривает применение лю­бых средств, способных подвигнуть противников к прекращению огня и пе­реходу к переговорам, вплоть до физической ликвидации политических ли­деров проти­воборствующих лагерей. Несмотря на то, что подобный формат урегулирова­ния, по сути, означает выход за рамки правового поля, он неод­нократно приме­нялся в ходе конфлик­тов на Ближнем Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском ре­гионе, на Кавказе и в Латинской Америке .

Правда, по данным ведущего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН Е.А. Степановой, применение таких ме­то­дов уре­гули­рования во второй половине XX века доказало их не­со­стоятель­ность – из 190 проанализированных ей случаев использования ино­странной во­енной интер­венции лишь в 57 (то есть, в 30%) имело место прекра­щение от­крытой кон­фронтации . Мало того, благодаря исследова­ниям американ­цев Ф. Персона и М.О. Лаунсбери из Уэйнского государствен­ного университета удалось установить, что интервенции в гражданские войны не способны принципиально изменить и политический режим страны – из 109 рас­смот­ренных учеными эпизодов в 80% случаев недемократические государства по­сле зарубежных вмеша­тельств остались таковыми же. При этом в таких стра­нах на 7–11% более ве­роятно отсутствие экономического роста по сравнению с государствами, не пережившими внешней интервенции, и в среднем на 4% бо­лее распростра­нена коррупция среди чиновников .

Тем не менее, эти аргументы пока не принимаются во внима­ние поли­ти­че­скими деятелями, поскольку интервен­ция воспринимается как крайнее средство решения конфликтных ситуаций, и ее экстренный харак­тер нивели­рует недос­таточную эффективность. В 2000 году Генеральный секретарь ООН К. Аннан специально об­ратил на это внимание мирового сооб­щества: «вооружен­ная ин­тервенция всегда должна оставаться крайним средст­вом, однако перед лицом массовых убийств от этого средства нельзя отказы­ваться» .

Учитывая все эти обстоятельства, определение интервен­ции необходимо сформулировать следующим образом – «это умышленное вмешательство од­ного или не­скольких госу­дарств во внутренний конфликт на территории другого государства с целью его прекращения ». Такая дефиниция в равной степени учитывает как современные стандарты проведения подобных акций, так их исторические формы. Исходя из него, вме­шательство во­все не обяза­тельно явля­ется насильственным, но вполне может быть добро­вольным; оно не всегда призвано причинить вред народу страны, подверг­шейся интервенции, но бы­вает призвано оказать ему под­держку. Собственно, и прекращение кон­фликта может быть достигнуто не за счет достижения мирных договоренно­стей, а с помощью военного разгрома одного или не­скольких противоборст­вующих групп и лагерей. Если извест­ный французский исто­рик М. Фуко назы­вал едва ли не главным инструмен­том поддержания межго­су­дарственного ба­ланса в Европе войну , то наибо­лее радикальным средст­вом восста­новления нарушенного политического ба­ланса внутри страны счи­та­лась и считается именно интервенция.

Лавров С.В. Внешнеполитическая философия России. // Международная жизнь. 2013. №3. С. 3.

Pandolfi M., McFalls L. Global Bureaucracy. // Conflict, Security and the Reshaping of Society: The civilization of war. London: Routledge, 2010. Pp. 182, 183.

Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874. С. 1.

Советский энциклопедический словарь. М.: Советская Энциклопедия, 1986. С. 496.

Oppenheim L. Interna­tional Law. Vol. I. London, 1955. P. 134.

Kelsen H. General Theory of Law and State. Cambridge: Harvard University Press, 1945. P. 332.

Архипов А.И. Экономический словарь. М.: Проспект, 2004. С. 269.

Люткене Г.В. Совремнные концепции войны: социально-философский анализ: Автореф. дисс. … канд. полит. наук. М., 2011. С. 19.

Золотарев В.А. Военная безопасность Государства Российского. М., 2001. C. 291.

Хохлюк Г.С. Уроки борьбы с контрреволюцией. М.: Мысль, 1981. С. 142–143.

Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международ­ного Суда. 1948–1991. Нью-Йорк: Организация Объединенных Наций, 1993. С. 205.

Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. Yale, 1968. P. 195–196.

Kapetanyannis K. Socio-Political Conflicts and Military Intervention. The case of Greece: 1950–1967: PhD Thesis. London, 1986. P. 317, 335

Blank S.J., Grinter L.E., Magyar K.P., Ware L.B., Weathers B.E. Conflict, Culture, and History: Regional Dimensions. Washington, 1993. P. 5.

См.: Ольштынский Л.И. Периодизация и характер гражданской войны в России в свете совре­менной военной науки (военно-теоретический и социально-политический анализ) [Элек­тронный ресурс]. – Режим доступа: www.lennor.ru/content/view/14/23/lang,ru/ (дата обра­щения 21.08.2014)

Paul C. Marines on the Beach: The Politics of U.S. Military Intervention Decision Making. West­port: PSI, 2008. P. 71.

Roberts A. Beyond «dictatorial interference». // The Empire of Security and the Safety of the People. / Ed. by W. Bain. New-York, 2006. P. 161.

Hoffmann S. World Disorders: Troubled Peace in the Post–Cold War Era. Lanham: Rowman and Littlefield, 1998. P. 161–164.

См.: von Rotteck H. Das Recht der Einmischung in die inneren Angelegenheiten eines fremden Staates vom vernunftrechtlichen, historischen und politischen Standpunkte erörtert. Freiburg, 1845. P. 10–47.

См.: Phillimore R. Commentaries upon International Law. Vol. 1. Philadelphia, 1854. P. 433–483.

Le Mon C.J. Unilateral Intervention by Invitation in Civil Wars: The Effective Control Test Tested. // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Vol. 35. №3. P. 744–748.

Лапанович Е.А. Гуманитарная интервенция: между моралью и правом. // Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». 2014. №2. С. 22.

Verwey W.D. Humanitarian Intervention under International Law. // Netherlands International Law Review. 1985. Vol. 32. P. 418.

Müllerson R. International legal politics and use of force. // Theory and Practice of the restora­tion of rights. 2013. №1. P. 30.

Hillen J. American Military Intervention: A User’s Guide. // The Backgrounder. 1996. May 2.

Чернобровкин И.П. Принципы и тенденции миротворческого контроля внутригосударствен­ных конфликтов. // Политическая наука. 2005. №4. С. 141.

Сушенцов А.А. Война как правовая процедура. // Международные процессы. 2007. Том 5. №1(13). С. 134.

Starke J.G. An Introduction to International Law. London, 1958. P. 341.; Oppenheim L. Interna­tional Law. Vol. II. London, 1995. P. 132.

Стюарт Дж.Г. К единому определению вооруженного конфликта в международном гумани­тарном праве: анализ интернационализированного вооруженного конфликта. // Ме­ждународ­ный журнал Красного Креста. 2003. Том 85. №850. С. 131.

Sartre P. Making UN Peacekeeping More Robust: Protecting the Mission, Persuading the Ac­tors. New-York: International Peace Institute, 2011. P. 10.

Подробнее см.: Егоров С.А. Косовский кризис и право вооруженных конфликтов. // Между­народное право. 2000. №3. С. 90–106.

См.: Cryer R. «The fine art of friendship»: jus in bello in Afghanistan. // Journal of Conflict and Security Law. 2002. Vol. 7. №1. P. 37–83.

См.: Kelley J.B. Assassination in Wartime. // Military Law Review. 1965. Vol. 30. P. 101–111.; Beres L.R. Assassination and the Law: A Policy Memorandum. // Studies in Conflict and Terror­ism . 1995. Vol. 218. P. 299–315.; Gross M.L. Fighting by Other Means in the Mideast: a Critical Analysis of Israel’s Assassination Policy. // Political Studies. 2003. Vol. 51. P. 350–368.; Schmitt M.N. State-Sponsored Assassination in International and Domestic Law. // Essays on Law and War at the Fault Lines. Hague: Asser Press, 2011. P. 283–360.

См.: Степанова Е. Интернационализация локально-региональных конфликтов. // Междуна­род­ная жизнь. 2000. №11. С. 83–94.

Pearson F., Lounsbery M.O. Post-Intervention Stability of Civil War States. // Critical Issues in Peace and Conflict Studies. / Ed. by T. Matyуk, J. Senehi, S. Byrne. Plymouth: Lexington Books, 2011. P. 48–49, 51.

Цит. по: Мошкин С.В. Гуманитарные интервенции: условия и приоритеты. // Научный еже­годник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2007. С. 242.

См.: Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Кол­леж де Франс в 1977–1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011. С. 391–393.

Иванов А.А.

Участие третьей стороны при разрешении конфликтов необходимо в тех случаях, когда разрешение конфликта невозможно на основе законодательных или иных нормативных актов и конфронтация не дает результатов, становится невыгодной или опасной для одной из сторон.

Стороны сами обращаются к третьей стороне когда:

Объектом регулирования является затянувшийся конфликт. Все аргументы, силы, средства исчерпаны, но выхода не видно;

Стороны отстаивают противоположные, взаимоисключающие интересы и не могут найти общих точек соприкосновения;

По-разному трактуются правовые нормы или другие крите­рии, являющиеся ключевыми в разрешении конфликта;

Одной из сторон нанесен серьезный ущерб, и она требует санкций по отношению к оппоненту;

Оппоненты пришли к временному соглашению, но необхо­дим внешний объективный контроль за его выполнением.

Самостоятельное вмешательство третьей сто­роны в конфликт необходимо когда:

Происходит опасное обострение событий, су­ществует непосредственная угроза применения насилия;

Одной из сторон массированно применяется насилие;

Третьей стороне лично невыгоден этот конфликт;

Конфликт отрицательно влияет на среду, которая контроли­руется третьей стороной (руководитель вынужден регулиро­вать конфликт, который негативно влияет на коллектив);

Стороны не пришли к согласию, а у третьей стороны есть возможность удовлетворить интересы обеих сторон.

Включение третьей стороны предполагает наличие у нее официального статуса или неформального авторитета, признаваемого участниками конфликта. В качестве официальных медиаторов могут быть межгосударственные организации (например, ООН и др.); официальные представители государств; правительственные или другие государственные комиссии (например, создающиеся для урегулирования забастовок); руководители предприятий, учреждений, фирм и т.п.; общественные организации (комиссии по разрешению трудо­вых споров и конфликтов, профсоюзные организации и т.д.); профессиональные переговорщики.

В качестве неофициальных медиаторов обычно выступают известные люди, добившиеся успехов в общественно значимой деятельности (политики, бывшие государственные деятели, врачи); представители религиозных организаций; профессиональные психологи, педагоги, социальные работники; старшие по возрасту (мать, отец, бабушка и т.д.); друзья, соседи, свидетели конфликта.

Спасатели также по роду своей деятельности часто сталкиваются с необходимостью выступать в качестве третьей стороны и вести переговоры.

- Приведите примеры ситуаций, когда спасатели выступали в качестве третьей стороны в разрешении конфликтов?

- В этих ситуациях оппоненты сами обращались к спасателям, или возникала необходимость самостоятельного вмешательства?

- В каких ситуациях у спасателей может быть официальный статус. В каких – неофициальный?

- Есть ли ситуации, в которых вмешательство спасателей в качестве третьей стороны нежелательно? В каких?

После принятия решения об участии третьей стороны в разрешении конфликтной ситуации начинается переговорный процесс , состоящий из нескольких этапов: подготовка переговоров; работа с конфликтующими сторонами; контроль за соблюдением договоренностей.

От того, как будет проведена подготов­ка, во многом зависит будущая успешность переговоров. Подготовка к переговорам ведется по двум направ­лениям: организационному и содержательному. К организационным моментам подготовки относятся определение места и времени проведения переговоров, согласование с заинтересованными организациями касающихся их вопросов. Содержательное направление подготовки переговорного процесса предполагает: анализ конфликта; определение возможных вариантов решения конфликта и оценка степени их приемлемости для всех участников; подготовка предложений и оценка ресурсов для их реализации; выбор тактики взаимодействия с оппонентами и стиля медиаторства.

Тактики взаимодействия медиатора с оппонентами в ходе переговоров могут быть различными:

1. Тактика поочередного выслушивания на совместной встре­че применяется для уяснения ситуации и выслушивания предложений в период острого конфликта, когда разъединение сторон невозможно.

2. Сделка - специфика ее в том, что посредник стремится больше времени вести переговоры с участием обеих сторон. При этом основной упор делается на принятии компромисс­ных решений.

3. Челночная дипломатия - медиатор разделяет конфликтующие стороны и постоянно курсирует между ними, согласуя различные аспекты соглашения.

4. Давление на одного из оппонентов - большую часть вре­мени третья сторона посвящает работе с одним из участников, в беседах с которым доказывается ошибочность его позиции. В конечном итоге данный участник идет на уступки.

5. Директивное воздействие предполагает акцентирование внимания на слабых моментах в позициях оппонентов, оши­бочности их действий по отношению друг к другу. Цель - склонение сторон к примирению.

В зависимости от степени контроля медиатора за прини­маемым решением выделяют два основных стиля поведения третьей стороны в конфликте. Стили медиаторства можно разделить на высокоавторитарный и неавторитарный. Высокоавторитарный стиль медиаторства оптимален в случае быстро обостряющегося конфликта; когда одна из сторон явно неправа; когда конфликт протекает в экстремальных условиях (аварийная ситуация, боевая обстановка); нет времени на детальное разбирательство; конфликт кратковременный и незначительный; конфликт происходит между участниками, разделенными несколькими ступеньками иерархической лестницы. Несмотря на кажущуюся эффективность высокоавторитарного стиля, у него имеется несколько недостатков: необходимость принятия решения побуждает медиатора к поиску «истины»; принятие решения «в пользу» одной из сторон вызывает у другой стороны негативные реакции в адрес медиатора; принятие решения медиатором закрепляет его ответственность за реализацию и последствия этого решения; решение проблемы медиатором затрагивает предмет борьбы, но не взаимоотношения сторон, поэтому полного разрешения конфликта нет.

К неавторитарному стилю медиаторства целесообразно прибегать в тех случаях, когда: равны должностные статусы участников конфликта; существуют длительные и неприязненные взаимоотношения сторон; наличие у оппонентов навыков конструктивного общения; отсутствуют четкие критерии разрешения проблемы.

- Необходимо ли в этой ситуации вмешательство третьей стороны?

- Могут ли быть третьей стороной спасатели?

- Есть необходимость принятия решения о самостоятельном вмешательстве в конфликт?

- Какова карта этого конфликта?

- Какой стиль медиаторства и какая тактика более уместна в этой ситуации?

- Каковы минимальные и максимальные требования участников конфликта?

- Какие существуют варианты развития конфликта? Какие из них более предподчтительны?

- Какие есть ресурсы у спасателей для реализации предложенных вариантов?

- Есть ли разница в планах подгрупп? В чем она заключается?

На этом же этапе медиатор старается снизить эмоциональную напряженность оппонентов, снять обвинения сторон в адрес друг друга, заинтересовать стороны в необходимости разрешения конфликта.

Когда оппоненты предъявляют нереальные требования друг к другу, медиатор стремится из­менить их, демонстрируя, в чем состоит неконструктивность позиций сторон.

При проявлении сторонами враждебности медиатору не­обходимо жестко контролировать ситуацию, используя юмор, иронию или оказывая давление на них, призывая к осознанию последствий такого поведения.

Когда одновременно обсуждается много вопросов, медиатор стремится упростить ситуацию, выделяя приоритетные цели, определяя перечень проблем, предлагая сторонам «поторговать­ся» из-за того, что кажется наиболее важным, и т.д.

Рекомендации по ведению: На данном этапепреподаватель просит добровольцев из числа обучающихся взять на себя роль медиаторов, выбирает двух человек на роль солдат. Сам преподаватель берет роль одной из агрессивных пострадавших. Остальные обучающиеся должны фиксировать, какие приемы конструктивного общения использовали медиаторы, и как изменялось состояние оппонентов.

Задача медиаторов - провести второй этап переговорного процесса.

- Удалось ли медиаторам выполнить задачи второго этапа?

- Что удалось, а что нет? Что можно было бы сделать иначе?

- Какие приемы использовали медиаторы?

- Как изменялось состояние оппонентов и их требования?

- В чем состояла сложность для медиаторов? Как изменялось их собственное состояние?

Третий этап переговорного процесса - ведение переговоров - является наиболее важным этапом. В ходе этого этапа медиатор выполняет ряд функций: ведущего, тренера, «толкача», педагога и т.д. Он следит за тем, что и как говорят оппоненты, при необходимости поправляя, подбадривая или осуждая их.

Можно говорить о трех фазах этого этапа:

Определение позиций. Задачей на этой фазе является уточнение интересов и позиций участников;

Обсуждение (обоснование своих взглядов и предложений);

Соглашение.

Определение позиций, как правило, начинается с «эмоционального» периода. Начало переговоров нередко проходит в условиях эмоциональной напряженности, стремления сторон подавить волю противной стороны, создать благоприятные для себя условия переговоров путем: оскорблений, навешивания ярлыков на участников переговоров; ультиматумов; угроз, шантажа; запрашивания больше того, чего хотят достичь, пакетирования условий; ухода от конкретных предложений, отказа от согласованных позиций; блефа и т. д.

Главная цель периода - снять эмоциональную напряженность.

Наиболее эффективной тактикой на этом этапе является:

Снятие эмоционального напряжения с помощью проявлений благожелательности, прямоты, честности, демонстрации стремления помочь сторонам;

Демонстрация уверенности в позитивном разрешении проблемы;

Демонстрация психической устойчивости;

Затягивание переговоров в целях выигрыша времени, необходимого на уточ­нение ситуации (личностей различных сторон, их количества, вооружения, ин­дивидуально-психологических особенностей, истинных намерений), путем убеждения их, что требуется время на согласование вопросов с руковод­ством, назначение времени для обдумывания ответов;

Шутки и др.

Согласование целей и интересов более эффективно, если обеспечены:

Ориентация сторон на решение проблемы, «на дело»;

Хорошие или нейтральные межличностные отношения оп­понентов;

Уважительное отношение к оппоненту;

Открытые позиции, предъявление четких индивидуальных целей;

Способность к корректировке своих целей.

Поиск точек соприкосновения и выработка общей цели по­ложительно влияют на нормализацию взаимоотношений оппо­нентов, ведут к спокойному, рациональному, а следовательно, продуктивному разрешению конфликта. Попытки согласования целей и интересов в два раза чаще приводят к нормализации отношений сторон, чем при отсутствии таких попыток.

После снижения эмоционального накала ситуации наступает второй период переговоров - «логический». На этом этапе посредник вносит логические элементы в переговоры, рассматривает конкретные условия оппонентов, обсуждение их приемлемости

Фаза обсуждения (аргументации) направлена на то, чтобы максимально понятно обосновать собственную позицию. Она приобретает особое значение, если стороны ориентируются на решение проблемы путем компромисса. Во время обсуждения оппоненту показывают, на что и почему сторона не может пойти. Обсуждение является логическим продолжением уточ­нения позиций. Стороны путем выдвижения аргументов в ходе дискуссии, высказывания оценок в адрес предложений партне­ров показывают, с чем и почему они принципиально не со­гласны или, напротив, что может быть предметом дальнейшего обсуждения. Результатом фазы аргументации должно быть определение рамок возможной договоренности.

Третья фаза - «Соглашение» - состоит в достижении полного или час­тичного соглашения, закреплении соглашения, определении путей его реализации, совместном анализе результатов проведенной работы.

Выделяют две фазы согласования: сначала согласование общей формулы, а затем - деталей. При выработке общей формулы соглашения, а затем и при ее детализации, стороны проходят как бы все три этапа: уточнение позиций, их обсуждение и согласование.

Выделяют две основные стратегии ведения переговоров:

1. позиционный торг , ориентированный на конфронтационный тип поведения. При позиционном торге стороны ориентированы на конфронтацию и на спор о конкретных позициях.

К основным недостаткам позиционного торга можно отнести следующие:

Приводит к соглашениям в малой степени отвечающим интересам сторон;

Может вести к ухудшению отношений сторон;

Чем больше число сторон, тем больше вероятность усугубления ситуации;

Чем больше длительность, тем выше вероятность срыва переговоров;

Действия участников направлены друг на друга, а не решение проблемы;

Стороны стремятся скрыть или исказить информацию о своих истинных намерениях;

Чем больше сторон, тем меньше эффективность.

Когда речь идет о разовом взаимодействии, позиционный торг может быть эффективен.

2. переговоры на основе взаимного учета интересов , сотрудничающий тип поведения. Переговоры на основе взаимного учета интересов – стратегия, при которой взаимное стремление сторон к выработке решения максимально удовлетворяет интересы каждой из них. Достигнутое соглашение рассматривается как справедливое и наиболее приемлемое решение проблемы, возможно развитие долговременных отношений.

Закрепление результатов переговоров, контроль за соблюдением договоренностей составляют содержание последнего, четвертого этапа переговоров. Принято считать, что если стороны пришли к соглашению, значит, переговоры были не впустую. Но на­личие соглашения еще не делает переговоры успешными, а его отсутствие не всегда означает их провал. Субъек­тивные оценки переговоров и их результатов являются важнейшим индика­тором успеха переговоров.

Другой важнейший показатель успешности переговоров - степень решения проблем . Успешные переговоры предполагают решение проблемы, однако участники могут по-разному видеть, насколько проблема решена.

Третий показатель успешности переговоров - выпол­нение обеими сторонами взя­тых на себя обязательств . Переговоры закончились, но взаимодействие сторон продолжается. Предстоит выполнение принятых решений. В этот период складывается представление о надежности недавнего оппонента, о том, насколько строго он следует договоренностям.

Послеконфликтный период характеризуется переживаниями участников, осмыслением своего поведения. Важно контролировать поведение оппонентов и корректи­ровать их поступки с целью нормализации отношений. Сформировавшаяся отрицательная установка мо­жет сохраняться определенное время, и человек будет непроизвольно испытывать антипатию к своему быв­шему оппоненту, невольно высказывать о нем отрица­тельное мнение и даже действовать в ущерб ему.

Конечно, выделенные этапы не всегда следуют строго друг за другом. Уточняя позиции, стороны могут и согласовывать вопросы или отстаивать свою точку зрения. В конце переговоров участники могут вновь перейти к уточнению отдельных эле­ментов своих позиций. Однако в целом логика переговоров должна сохраняться. Ее нарушение может вести к затягиванию переговоров и даже их срыву.

Вопросы к «пострадавшим»:

- Как изменялось состояние пострадавших? Что стало ключевым моментом изменения ситуации для них? Что они чувствовали по отношению к спасателям, как изменялось это отношение? По отношению к представителям «администрации», как изменялось отношение к ним?

Наблюдатели могут дополнить ответы пострадавших.

Вопросы к представителям «администрации»:

- Как изменялось состояние представителей «администрации»? Что стало ключевым моментом изменения ситуации для них? Что они чувствовали по отношению к спасателям, как изменялось это отношение? По отношению к пострадавшим, как изменялось отношение к ним?

Наблюдатели могут дополнить ответы представителей администрации.

Вопросы к спасателям-переговорщикам:

- Какие цели ставили переговорщики, начиная переговорный процесс? Удалось ли их достичь? Почему? Как проходил каждый из четырех этапов переговорного процесса? Что стало ключевым моментом успешных переговоров для пострадавших, для представителей «администрации»? Что они чувствовали по отношению к тем и другим? Как изменялось состояние самих переговорщиков? Что было наиболее сложным в переговорах? Что стало «находкой» в этих переговорах?

Наблюдатели подводят итог, описывая динамику переговорного процесса и состояния участников.

После завершения переговоров необходимо провести анализ их содержательной и процессуальной стороны:

Что способствовало успеху переговоров;

Какие возникали трудности, как они преодолевались;

Что не учтено при подготовке к переговорам и почему;

Каково было поведение оппонента на переговорах.

Анализ полученного опыта позволяет медиатору осмыс­лить свои действия в конфликте, оптимизировать алгоритм дея­тельности по регулированию конфликтов.

Все, что рассмотрено выше, относится ко всем видам переговоров, но в пер­вую очередь - к переговорам истинным. Выделяют еще несколько видов переговоров, целью которыхне является урегулирование конфликта:

1. Переговоры «для прикрытия» - это ведение переговоров в целях создания ситуации, благоприятной для эффективного и безопасного силового пресечения опасных действий пострадавшего.

2. Переговоры-имитации - ведение «диалога» с психически боль­ными людьми, когда одна из сторон переговоров не способна к логическому анали­зу ситуации.

Тактика их ведения состоит в том, чтобы делать следующее:

Обращаться к здоровой части личности;

Общаться в рамках картины мира пострадавшего, не вступая в дискуссию о соответствии этой картины реальности;

Всячески отвлекать от навязчивых установок, мотивов, идей (вопросы о личности, родственниках, окружении); переход к темам, интересующим пострадавшего;

Не отказываться сразу от выполнения требований пострадавшего, необходимо конкрети­зировать и «технологизировать» их.

Безусловно, ведение переговоров в условиях ЧС сопряжено с определенными сложностями:

У переговорщика, как правило, нет достаточного времени и информации для подготовки к переговорам;

Оппоненты, как правило, не находятся в благоприятном психическом состоянии;

Как правило, ресурсы для удовлетворения потребностей оппонентов ограничены;

Часто предмет конфликта является жизненно важным для оппонентов.

Рекомендации по ведению: На данном этапеобучающимся дается задание: во время просмотра видеофрагмента отмечать этапы переговорного процесса, динамику состояния оппонентов; приемы, использованные переговорщиком.

Просмотр видеофрагмента «Переговоры 1».

- Опишите «карту» конфликта.

- Как протекали этапы переговорного процесса?

- Каким был этап подготовки к переговорам? Какая информация была у переговорщика в начале и в конце переговоров?

- Какие приемы общения использовал переговорщик?

- Какими качествами должен обладать переговорщик, работающий в ЧС?

Личностные качества переговорщика оказывают значимое влияние на весь переговорный процесс и на успешность переговоров в целом, особенно в условиях ЧС. К таким качествам относятся:

Высокая стрессоустойчивость;

Способность к прогнозу событий в условиях дефицита времени и информации;

Высокий интеллект (общий - выше среднего, коммуникативный - высокий);

Высокий темп мышления; значительные гибкость и переключаемость мышления;

Быстрая ориентировка в новой ситуации;

Значительные объем, распределение и скорость переключения внимания;

Хорошая разборчивость и эмоциональная выразительность речи;

Точная субъективная оценка времени;

Низкий уровень спонтанной агрессивности и выдержка;

Способность вызывать доверие.

- Давайте вспомним профессионально важные качества (ПВК) спасателя. Что из перечисленных выше качеств является также и ПВК спасателя?

- Какие качества необходимо развивать?

- Что нового Вы узнали в ходе занятий?

- Будете ли Вы это использовать в профессиональной деятельности?

- Что можно использовать не только в профессиональной деятельности, но и в повседневной жизни?

После завершения переговоров необходимо провести анализ их содержательной и процессуальной стороны, т. е. обсудить: что способствовало успеху переговоров; какие возникали трудности, как они преодолевались; что не учтено при подготовке к переговорам и почему; каково было поведение оппонента на переговорах; какой опыт ведения переговоров можно использовать. Анализ полученного опыта позволяет медиатору осмыс­лить свои действия в конфликте, оптимизировать алгоритм дея­тельности по регулированию конфликтов