Заграничные поездки петра 1. Царская месть

9 июня 1672 года на свет появился Пётр I, правитель, который кардинальным образом изменил ход истории России. Реформы царя начались с его Великого посольства в Европу. Вспоминаем главные факты путешествия Петра.

За полтора года пребывания за границей Петр Великий успел получить знания и умения в корне изменившие его самого, Россию, его подданных, да и, что греха таить, саму Европу. Речь, конечно же, идет о годах, проведенных в путешествиях в составе Великого посольства.

А царь-то настоящий!

Двести пятьдесят человек – таково общее количество тех, кто выдвинулся из Москвы в марте 1697 года. Великими полномочными послами стали Франц Лефорт, генерал Федор Головин и думный дьяк Прокофий Возницын. Петр лично одобрил кандидатуры 35 волонтеров, которым следовало за границей обучиться «воинскому поведению и морскому делу». Среди школяров находился и урядник Преображенского полка Петр Михайлов, который отличался от всех прочих двухметровым ростом, чрезвычайной любознательностью и смелостью в суждениях. Михайлов не стеснялся задавать вопросы, порой, весьма неудобные, даже самым высокопоставленным лицам. Проницательный наблюдатель легко признавал в этом молодом человеке русского царя.

Дорогой Папа!

Петр лично руководил подготовкой Великого посольства. Среди всего прочего необходимо было составить грамоты, вручаемые главам иностранных государств. Дипломатический протокол требовал особенного обращения к титулованным вельможам. Чтобы не опростоволоситься были изучены грамоты, составленные во времена правления Ивана Грозного, а также документы некоторых других некатолических государств. Вот только с обращением к Папе Римскому вышло затруднение. Переводчики Посольского приказа не спали ночи напролет, но так и не смогли узнать, как же короли «папино титло пишут». Решительный Петр сам сформулировал обращение к Папе Римскому: он передал свои поздравления честнейшему Иннокентию и учителю римской церкви. Похоже, Папа остался доволен, потому что войны не последовало.

Отличник боевой подготовки

Во время Великого посольства Петр побывал к Пиллау (сегодня этот город называется Балтийск). Туда он отправился, естественно, морским путем – Пётр похоже вообще при любой возможности пытался взобраться на корабль. Остальные члены посольства передвигались по суше, поэтому в Пиллау царю пришлось ждать своих подданных. Ожидание для кого угодно могло стать томительным, но только не для Петра: он стал обучаться артиллерии у прусского подполковника Штейтнера фон Штернфельда. После окончания обучения выпускнику был выдан аттестат, сегодня мы бы сказали, диплом, притом красный. Петр показал себя исправным, благоискусным, осторожным, мужественным и бесстрашным мастером. Он был настоящим студентом – успевал не только демонстрировать послушание и знания по предмету, но и вдоволь развлекаться с местными барышнями.

Петр и Павел

За время своего путешествия Петр успел построить корабль. Случилось это в голландском городке Заандаме, который сыскал мировую славу благодаря множеству верфей и кораблестроительных мастерских. Страсть русских к кораблестроению стала известна голландцам, и те поспешили заложить в Амстердаме фрегат «Петр и Павел». 16 ноября корабль был спущен на воду, в том числе благодаря усердной работе русских волонтеров, среди которых наиболее других выделялся рослый Петр Михайлов. В это же время, кстати, было завербовано 700 человек – иностранцы должны были создать в России армию и флот по западному образцу.

Не щадил ни живых, ни мертвых

В Голландии Петр прослушал курс лекций профессора Рюйша по анатомии. Особенный интерес у царя вызвали способы бальзамирования трупов – Рюйша был известным мастером подобных операций. Петр отправился в анатомический театр Бургаве, где лично принимал участие в процедуре вскрытия тел. Это увлечение анатомией заложили предпосылки к созданию первого в России музея – Кунсткамеры. На четыре с половиной месяца пребывания в Голландии Петр успел изучить устройство ветряной мельницы, побывал на писчебумажной фабрике, заезжал в многочисленные мастерские, госпитали, воспитательные дома, фабрики. Изучил технику гравировки и успел создать собственный гравюрный «шедевр».

Встреча с Ньютоном

Английский король Вильгельм III (по совместительству правитель Голландии) лично пригласил Петра в начале 1698 года в Британское королевство. График пребывания в стране был весьма насыщенным, ведь за три с половиной месяца царю надо было получить максимум информации. Естественно, он побывал на королевских верфях, но кроме того успел осмотреть большое количеств арсеналов, доков, музеев, побывать в кабинетах редкостей. Царь посетил англиканскую церковь, заседание парламента, Гринвичскую обсерваторию, Английское королевское общество, Оксфордский университет. Изучил процесс изготовления часовых механизмов. Заглянул Петр и на английский Монетный двор, которым в то время руководил Ньютон. Достоверной информации о встрече двух великих людей нет, однако, зная Петра, можно предположить, что встреча непременно состоялась.

Заботясь о привлечении в Россию техников-иностранцев, Петр решился, для лучшего утверждения в России морского дела, создать и русских техников, для чего послал за границу знатную молодежь "учиться архитектуры и управления корабельнаго". Пятьдесят молодых придворных были посланы в Италию, Англию и Голландию, т.е. в страны, знаменитые тогда развитием мореплавания.

Высшее московское общество было неприятно поражено этим новшеством; Петр не только сам сдружился с немцами, но желает, как видно, сдружить и других. Еще больше поражены были русские люди, когда узнали, что сам Петр едет за границу.

Но раньше, чем царь успел собраться в дорогу, произошел ряд тревожных событий. В 1697 г. простой монах Аврамий подал царю рукопись, наполненную упреками. Аврамий писал, что Петр ведет себя "печально и плачевно", уклонился в потехи, а государством правят дьяки-мздоимцы. На эти упреки Петр ответил строгим следствием и ссылкой Аврамия с его друзьями. Еще ранее Петр за что-то пытал дядю своей жены П. А. Лопухина; другие Лопухины были разосланы из Москвы. Очевидно, и они были недовольны за что-то Петром. Так, ко времени возмужалости Петра возрастало и недовольство им в разных слоях общества. В некоторых же кружках недовольство перешло в определенный умысел убить Петра. Следствие, произведенное перед самым отъездом его за границу, выяснило, что главными заговорщиками на жизнь государя были бояре Соковнин и Пушкин, и стрелецкий полковник Циклер. Мотивами покушения они выставляли жестокости и новшества Петра и желали возмутить стрельцов. Циклер оговорил в соучастии и Софью. По этому делу виновные подверглись казни. Поверив соучастию Софьи и видя в заговоре против себя семя, посеянное Ив. Мих. Милославским, Петр отомстил и Софье, и Милославскому (уже умершему в 1685 г.) тем, что велел с бесчестием вырыть гроб Милославского и подставить его под плаху так, чтобы при казни заговорщиков на него текла кровь казненных.

После этой свирепой мести, устранив из Москвы подозрительных лиц для государственной и своей безопасности, Петр отправился за границу.

Путешествие. Петр ехал инкогнито, в свите "великого посольства", под именем Петра Алексеевича Михайлова, урядника Преображенского полка. Отправление великого посольства к западным державам (Германии, Англии, Голландии, Дании, Бранденбургу, также к Римскому папе и в Венецию) решено было еще в 1696 г. Цель посольства состояла "в подтверждении древней дружбы и любви" с европейскими монархами и "в ослаблении врагов Креста Господня", т.е. в достижении союза против турок. Во главе посольства стояли генералы Франц Лефорт и Федор Алексеевич Головин. При них состояло 50 человек свиты. Мы не знаем, как тогда Петр объяснял цели своего собственного путешествия. Современники судили о небывалой поездке русского царя в чужие земли самым различным образом. Одни говорили, что Петр едет в Рим молиться ап. Петру и Павлу; другие -- что он просто хочет развлечься; некоторые думали, что Петра за границу увлек Лефорт. Сам Петр впоследствии, вспоминая свою поездку, писал, что поехал учиться морскому делу. Это объяснение, конечно, всего вернее, но оно слишком узко. Не одному морскому делу хотел учиться Петр, как мы увидим ниже.

Москву и государство Петр оставил на руки Боярской думы. Это не было при нем неизведанной новизной: царь и раньше подолгу не бывал в Москве, уезжая в Архангельск и под Азов. Официально считалось, что государь не уезжал; дела решались его именем, бояре не получали никаких особых полномочий. Некоторые исследователи замечают, что единственной экстренной мерой при отъезде Петра было удаление из Москвы подозрительных лиц (вроде Лопухиных).

Для достижения цели союза против турок посольство должно было отправиться прежде всего в Вену. Но так как русский резидент в Вене как раз в это время успел продолжить союз с императором на три года, то посольство, минуя Вену, отправилось в Северную Германию морем через Ригу и Либаву. В Риге, принадлежавшей шведам, Петр получил ряд неприятных впечатлений и от населения (которое дорого продавало продукты русским), и от шведской администрации. Губернатор Риги (Дальберг) не допустил русских к осмотру укреплений города, и Петр посмотрел на это как на оскорбление. В Курляндии зато прием был радушнее, а в Пруссии (тогда еще в Бранденбургском курфюршестве) курфюрст Фридрих встретил русское посольство чрезвычайно приветливо. В Кенигсберге для Петра и послов дан был ряд праздников. Между весельем Петр серьезно занимался изучением артиллерии и получил от прусских специалистов диплом, признавший его за "искуснаго огнестрельнаго художника". Русское посольство между тем вело с бранденбургским правительством оживленные переговоры о союзе; но русские желали союза против турок, а пруссаки -- против шведов, и дело кончилось ничем. После некоторых экскурсий по Германии Петр отправился в Голландию ранее своих спутников. На дороге туда встретился он с двумя курфюрстинами (Ганноверской и Бранденбургской), которые оставили нам его характеристику. "У него прекрасныя черты лица и благородная осанка, -- пишет одна из них; -- он обладает большою живостью ума; ответы его быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы, чтобы в нем было поменьше грубости. Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум". Грубость Петра выражалась в отсутствии той светской выдержки, к какой привыкли германские принцессы. При начале беседы с принцессами Петр очень конфузился, закрывал лицо руками. "Видно также, что его не выучили есть опрятно", -- заметила другая курфюрстина. Этой светской выдержкой Петр не овладел вполне, кажется, никогда, но впоследствии он потерял свою робость и застенчивость.

В Голландии Петр прежде всего направился в городок Саардам (Саандам); там были знаменитые корабельные верфи, о которых он слышал еще в России. В Саардаме принялся он плотничать и на досуге кататься по морю. Но его инкогнито, плохо соблюдавшееся и в Германии, было нарушено и здесь; в Петре Михайлове узнали царя Петра, и весь город стремился посмотреть на диковинного гостя. Петр сердился, жаловался, даже бил назойливых зевак, но ему толпа не давала ни спокойно работать на верфи, ни отдыхать в его скромном домике (этот домик в ноябре 1886 г. передан Нидерландами в дар России и принят нашим правительством). Рассерженный Петр, пробыв в Саардаме всего неделю, переехал в Амстердам, где оставался с половины августа 1697 до января 1698 г., лишь на короткое время выезжая в Гаагу и другие города. В Амстердаме он учился кораблестроению на Ост-Индской верфи и достиг значительных успехов, но остался недоволен голландским кораблестроением. Уже в России он научился плотничать, в Голландии же искал изучить теорию кораблестроения. Но голландцы строили суда навыком, не умея составлять корабельных чертежей, не зная теории корабельного искусства. Это-то и сердило Петра. "Зело ему стало противно, -- писал он сам о себе, --что такой дальний путь для сего восприял, а желаемаго конца не достиг". Случайно узнал он, что теория судостроения выработана у англичан, и решился поехать в Англию; в Москву же послал приказ подчинить голландских мастеров на Воронежской верфи мастерам венецианским и датским.

Неудачу потерпел Петр в занятиях морским делом, неудачу потерпело и посольство русское в Гааге: Голландия отклонила от себя всякое участие в войне против турок. С чувством неудовольствия оставлял Петр Голландию, но в ней тем не менее он многому научился. Одновременно с работами на верфи он занимался математикой, астрономией, рисованием и гравированием, он посещал разные музеи, слушал лекции медицины, интересовался всеми отраслями положительных знаний, присматривался к различным механическим усовершенствованиям, знакомился с морскими промыслами (например, китоловными). Привыкая к особенностям блестящей, зажиточной и просвещенной голландской жизни, Петр приобретал массу новых культурных впечатлений, развивался и образовывался.

В Англии, куда Петр переехал без посольства в начале 1698 г., повторилось то же самое, что и в Голландии. Петр учился теории судостроения и военному делу, катался по Темзе и присматривался к английской жизни, вращаясь в самых разнообразных сферах. Английские инженеры, техники, моряки производили на Петра лучшее впечатление, чем голландские, и он усердно приглашал их в Россию. Зато политическая и придворная жизнь в Англии мало интересовала Петра (то же было и в Голландии), и высшее английское общество имело основание считать Петра "мизантропом" и "моряком". Избегая придворных церемоний, Петр держал себя так свободно и странно для монарха, что встретил осуждение со стороны английского двора, которому "надоели причуды царя", как писал один дипломат.

В апреле 1698 г. Петр вернулся в Голландию, к посольству, чтобы с ним ехать в Вену. До Вены он доехал только в июне и прожил там около месяца. Встреченный императором Леопольдом очень радушно, он осматривал Вену, а между тем деятельно шли переговоры русских и венских дипломатов в войне с турками. С удивлением и досадой видел Петр, что австрийские политики не только не разделяют его завоевательных видов на Турцию, но даже не желают продолжения и той вялой войны, какую вели до тех пор, Русские говорили, что если уже император желает мира, то следует заключить его в интересах не одной Австрии, а всех союзников. Но и эта мысль не находила в Вене сочувствия. Петр убедился, что коалиция против турок, о которой он мечтал, невозможна, что следует и России мириться с Турцией, если она не хочет воевать с нею один на один.

В июле царь думал ехать из Вены в Италию, но получил известия из Москвы о новом бунте стрельцов. Хотя скоро пришло донесение, что бунт подавлен, однако Петр поспешил домой. По дороге в Москву, проезжая через Польшу, Петр виделся с новым польским королем Августом II (в то же время и курфюрстом саксонским); встреча их была очень дружественная (Россия сильно поддерживала Августа при выборах на польский престол). Август предложил Петру союз протиь Швеции, и Петр, наученный неудачей своих противотурецких планов, не ответил таким отказом, как ответил раньше Пруссии. Он в принципе согласился на союз. Так, за границу повез он мысль об изгнании из Европы турок, а из-за границы привез мысль о борьбе со Швецией за Балтийское море.

Что же дало Петру заграничное путешествие? Результаты его очень велики: во-первых, оно послужило для сближения Московского государства с Западной Европой, во-вторых, окончательно выработало личность и направление самого Петра.

Пользуясь пребыванием за границей царя, европейские правительства спешили извлечь из сношений с ним всевозможные выгоды для своих стран. Дипломатические отношения России с Западом пошли гораздо живее со времени путешествия Петра. Русские дипломаты и учащаяся молодежь, явившаяся на Запад вместе с посольством и отдельно от него, знакомили европейцев с Россией. В свою очередь, иностранцы толпами потянулись на Русь вследствие приглашения самого Петра и его уполномоченных. Необычайный факт путешествия московского царя возбудил любопытство всего западноевропейского общества и к личности царя, и к ею народу. В германских университетах темой диспутов ставили поездку Петра и будущее просвещение России как результат этой поездки. Философ Лейбниц составлял просветительные проекты преобразования Руси. Европа, видя поведение Петра, догадывалась, что результатом просвещения самого Петра будет просвещение его государства. Поэтому поездка Петра стала весьма популярным предметом для политических и культурных рассуждении.

Для самою Петра путешествие было последним актом самообразования. Он желал получить сведения по судостроению, а получил сверх того массу впечатлений, массу знаний. Более года пробыл он за границей, всегда в толпе, среди разнообразных лиц, среди разных национальных культур. Он не только увидел культурное и материальное превосходство богатейших стран Запада над своей бедной Русью, но и сжился с обычаями этих стран, стал в них как бы своим человеком и не мог вернуться к старому мировоззрению. Сознавая превосходство Запада, он решился приблизить к нему свое государство путем реформы. Смело можно сказать, что Петр как реформатор созрел за границей. Но все воспитание Петра, вся его жизнь в Москве обусловили собой некоторую односторонность в его заграничном самообразовании: покоритель Азова и создатель русского флота, Петр далеко стоял от вопросов внутреннего управления Московского государства. И за границей Петра завлекали морское и военное дело, культура и промышленность, но сравнительно весьма мало занимало общественное устройство и управление Запада. По возвращении в Москву, Петр немедленно начинает "реформы", окончательно порывает со старыми традициями; но его первые шаги на пути реформ не касаются еще государственного быта. Он является с культурными новшествами по преимуществу и с большой резкостью проводит их в жизнь. К реформе государственного устройства и управления он переходит гораздо позднее.

Чтобы найти в истории России пример подобного путешествия, следует вернуться к одиннадцатому веку. В 1075 г. великий князь киевский Изъяслав посетил в Майнце Генриха IV. Снова старая традиция, возобновленная Петром, конечно, бессознательно. Со времен Иоанна Грозного, уже одно только желание посетить иноземные края считалось со стороны царских подданных величайшей изменой. В царствование Михаила по этому поводу князь Хворостин подвергся жестокому преследованию. Он в присутствии друзей завел разговор о путешествии в Польшу и Рим, очень для него желательном, «чтобы найти людей, с которыми можно бы было поговорить». Немного позднее, когда сын наиболее приближенного советчика Алексея, Ордин-Нащокин, тайным образом переехал через границу, возник вопрос об убийстве его в чужих краях.

Сам Петр не решался идти настолько в разрез с общественным мнением, чтобы придать своему отъезду официальный характер. Он позволил себе путешествие почти украдкой, и какой-то примитивной наивностью отзываются предосторожности, принятые им, чтобы обеспечить себе удобства инкогнито, тайну которого он постоянно сам первый нарушал со своей природной горячностью. Снаряжается великое посольство, с поручением, посетив поочередно императора римского, королей английского и датского, папу, Голландию, курфюрста бранденбургского и венецианскую республику - всю Европу, за исключением Франции и Испании, - «выразить там желание о возобновлении старинных уз дружбы, имея в виду ослабление врагов рода христианского». Посланников было всего трое: Лефорт в качестве первого представителя стоял во главе своих союзников, Головина и Возницына. В их свите значилось пятьдесят пять дворян и добровольцев, и в числе их «унтер-офицер Преображенского полка, по имени Петр Михайлов» - сам царь. За все время путешествия на письмах, адресованных государю, должна была стоять краткая надпись: «передать. Потру Михайлову». Все это ребячество; но вот трогательная подробность: печать, предназначенная для пользования самозваным унтер-офицером во время переписки, представляла молодого плотника, окруженного инструментами, необходимыми при постройке кораблей, кругом - надпись: «Мое звание - ученик, и мне нужны учителя».

В Москве существовали иные, предположения относительно действительной цели путешествия. Большинство думало, что царь, отправляясь за границу, намеревается заниматься там тем же, чем до сих пор занимался в Слободе, т. е. едет для забавы.

Вообще, с самого начала, ни с русской, ни с европейской точки зрения, путешествие не имело той важности, какую впоследствии придали ему события. Оно не обратило на себя особого внимания. В России уже привыкли к мысли о скитаниях государя или, вернее, отвыкли совсем его видеть; в Европе умы были заняты в другом направлении. Час, выбранный Петром, чтобы завязать знакомство со своими западными соседями и представить себя их любопытствующим взорам, был для них полон торжественности, Предстоял конгресс Росвикского мира. Все внимание дипломатии, торговли, умственных интересов было направлено в ту сторону.

Появление московского государя, за пределами своей страны вообще было мало известного, возбуждало интерес только в очень узкой сфере. В следующем году оно послужило темой для публичного диспута в Тронском университете. Ученые уже с некоторых пор начали заниматься Московией. В Англии Мильтон написал книгу о великом северном государстве и породил целую литературу, посвященную тому же вопросу.

В Германии Лейбниц недавно выразил мнение, что только русские в состоянии избавить Европу от оттоманского ига. Но именно с научным миром Петр Михайлов всего более стремился в данную минуту вступить в общение. С этой точки зрения, - после великого кризиса, поставившего Людовика.XIV лицом к лицу с могущественнейшей коалицией, и перед близким кризисом испанского наследства, в краткий промежуток затишья и успокоения, дарованного Европе истощением Франции, - минута была наиболее подходящая для путешествия по старому европейскому континенту с научной целью и для развлечения.

Назначенный на февраль 1697 г. отъезд оказался отсроченным раскрытием заговора на жизнь царя. Впрочем, инцидент был быстро исчерпан; отсечено несколько голов, и отъезд, наконец, состоялся 10 марта. Но тень уже омрачила радость путешествия и оставила в дупле молодого государя осадок мрачного злопамятства. Опять те же бесконечные галлюцинации кровавых призраков, витавших вокруг его колыбели.

Посольство медленно подвигалось вперед. Поезд состоял из двухсот пятидесяти человек. В свите одного только Лефорта значилось одиннадцать дворян, семь пажей, пятнадцать камердинеров, два ювелира, шесть музыкантов и четыре шута. В Риге, на шведской территории, прием был оказан любезный, но холодный.

В Риге, как и везде, послы получили приказ принимать за смешную выдумку указание на присутствие среди посольства молодого государя. Все должны были думать, что он находится в Воронеже и занят постройкой своего флота. Дальберг, может быть, проявил некоторую насмешливость, делая вид, что вполне верит такому утверждению; а русские, следуя склонности, - к сожалению, кажется, сделавшейся наследственной, слишком бесцеремонно предъявляли свои права на чересчур широкое гостеприимство. Петр собственной рукой собирался набросать план крепости! Его остановили. По-видимому, на это были основания: его отец осаждал город! Обиды, если они существовали, были, по крайней мере, обоюдными.

Дурное настроение путешественников рассеялось в Ми-таве. Правивший в то время герцог, Фридрих-Казимир, был для Лефорта старинным знакомым. Он приготовил посольству сердечный и торжественный прием. Петр позабыл об инкогнито и поражал любезных хозяев неожиданностью своих речей, высмеивая нравы, предрассудки и варварские законы своей страны. Запад уже начинал его захватывать. Но он оставался еще прежним, причудливым и сумасбродным юношей. В Либаве он увидал в первый раз Балтийское море, море варягов. Он, не имея возможности, благодаря дурной погоде, продолжать свой путь, проводил время в винных погребках в обществе портовых матросов, чокаясь и болтая с ними, упорно выдавая себя на этот раз за простого капитана. Вот он в Кенигсберге, опередив свое посольство, предоставив ему совершать переезд сушей, а для себя сократив дорогу и поплыв напрямик на торговом судне. Он отказывается выйти к принцу Голштейн-Бекскому, высланному ему навстречу курфюрстом бранденбургским; заставляет судового шкипера поклясться, что на его судне нет никакого знатного пассажира, засиживается там до ночи и только в десять часов вечера решается переехать в приготовленное для него помещение. На следующий день он виделся с курфюрстом, беседовал с ним на плохом немецком языке, усиленно пил венгерское вино, но отказывался от посещения курфюрста: он снова превратился в Петра Михайлова. Потом спохватился и приготовил прием, по его мнению, великолепный, сопровождаемый фейерверком собственного изготовления. В последнюю минуту курфюрст прислал свое извинение.

Когда он выходил на прогулку в Кенигсберге в качестве простого туриста, все разбегались в разные стороны, чтобы не испытать на себе его остроумия, богатого не особенно приятными выходками.

Курфюрст проявил полную готовность радушно встретить своего гостя и приготовить ему пышный прием; его любви к церемониалу и блеску льстило присутствие такого необычайного посольства, и он имел надежду на заключение оборонительного союза против Швеции. Стоило ему это полтораста тысяч талеров: зря выброшенные деньги! Петр уклонялся от разговоров, выслушивая их рассеянно, далеко блуждая мыслями. В вопросах политических его внимание, или вернее, внимание его советников, было поглощено делами польскими, где смерть Собесского выдвинула две соперничавшие кандидатуры: курфюрста Саксонского и принца де Конти. Петр держал сторону Августа, против его конкурента, т. е. против Франции, союзницы Турции. Переписываясь из Кенигсберга с польскими вельможами, он выражал решительное намерение принять участие в борьбе. Армия под предводительством Ромодановского двинется к границам Лифляндии. Он уже грозил!

Посольство задержалось в Кенигсберге в ожидании событий, чем Петр воспользовался, чтобы удовлетворить свое настойчивое любопытство, ненасытную потребность знаний; Иногда ему приходили очень странные фантазии, вроде желания присутствовать при казни посредством колесования, которую он мечтал, по-видимому, включить в уголовное судопроизводство своей страны, чтобы внести разнообразие в его репертуар. Перед ним извинились отсутствием в настоящую минуту преступника, заслужившего подобную кару. Он удивился: что за нежность с осужденным на смерть! Почему не хотят воспользоваться кем-нибудь из его свиты? Однако в то же время он занимался с фельдцейхмейстером Штернфсльдом и через несколько недель получил от него формальный диплом, которому однако напрасно придавали слишком большое значение. Три года спустя во время пребывания Петра в замке Бирзэ, в Лифляндии, вместе с королем польским, оба государя, одинаковые поклонники оригинальности, развлекались стрельбою в цель из пушек. Август попал два раза, а Петр ни одного.
Молодой царь в это время уже был тем странным человеком, с которым два года спустя, предстояло познакомиться европейскому миру. Там он надолго оставил по себе удивление и страх: невероятно деятельным, подвижным, предприимчивым, обыкновенно веселым, полным неистощимой живости и шутливости, даже добродушия, с неожиданными припадками раздражения, внезапными взрывами гнева, приступами ярости или тоски; гениальным и причудливым, беспокойным и беспокоящим других.

В первых числах июля, когда Август по-видимому окончательно взял верх в Польше, посольство двинулось в дальнейший путь. Вена была его заранее намеченной целью, так как имелось в виду начало переговоров о союзном договоре; но царский посланник Нефимов пожелал взять инициативу на себя или, по крайней мере, поддержать такую видимость, Союз оборонительный и наступательный, по его словам, был готов. С другой стороны, Лефорт настаивал на путешествии прямо в Голландию, хотя его весьма умеренное рвение кальвиниста тут было не при чем, как -то предполагали. Вообще, случай гораздо более руководил планом путешествия, чем это принято думать.

Странно, что по пути в Голландию Петр не остановился в Берлине. Он только проехал через город. Будущая столица великого Фридриха показалась ему не заслуживающей особого внимания. Ему удалось в другом месте встретиться со всем, что целая Пруссия могла бы ему представить наиболее привлекательное, познакомиться в то же время с Германией просвещенной и образованной в ее самом пленительном проявлении. Он уже изучал язык и историю страны. Раньше он указывал на Польшу, как на природный оплот христианства против варваров всякого происхождения, турок или русских. Теперь эти слова, были позабыты,. Петр, может быть, и оставался варваром, но варваром с великим будущим, и Лейбниц радовался тому, хотя и причислял его к одному разряду с Кам-Кн-Амалогдо-Ганом, китайским императором, и с Ясок-Аджам-Нугбадом, королем абиссинским, его современниками, тоже, по-видимому, замышлявшими великие дела.
Лейбниц рассчитывал на проезд посольства через Минден и наскоро набросал план работ и преобразований, намереваясь представить его царю. Ему удалось увидаться только с племянником Лефорта, вежливо от него отделавшимся. Петр остался недоступным; ученые, не строившие кораблей и ничего не понимавшие в изготовлении фейерверков, его еще не интересовали. Он торопился увидать родину Карштен-Брандта и Корта. По дороге в Амстердам, в Шенкеншене, голландском пограничном юроде, какая-то женщина спросила путешественников, христиане ли они. Разнесся слух, что русские намереваются креститься в Клеве Саардам, или Заандам, и дом царя-плотника, теперешняя достопримечательность прелестного нидерландского городка, приобрёл известность только в конце восемнадцатого столетия. Рассказывая о пребывании Петра в Голландии, знаменитый Вагенер умалчивает о Саардаме. Эта страничка истории являет собой любопытный пример дополнительной работы народного воображения. С исторической точки зрения, как это удостоверено, большинство подробностей, относящихся к пребыванию Петра в окрестностях Амстердама, не имеют под собой действительной почвы. Нельзя сказать с уверенностью, что он в самом деле выстроил домик, бережно охраняющийся в настоящее время. По Шедьтему, ссылающемуся на еще неизданные записки Ноумена, жилище принадлежало кузнецу по имени Геррит Кисту; ведомость местной лютеранской общины называет другого собственника - Бой-Тийсена. Все домики рабочих, окаймляющие маленький канал, впадающий в залив, похожи друг на друга, как две капли воды; тут легко могла произойти путаница. Вольтер и его конкуренты, правда, шаг за шагом и час за часом, проследили жизнь славного ученика на протяжении его легендарных похождений; они видели его застилающего себе постель в убогой хижине, собственноручно готовящим себе обед, устраивающим модель корабля, затем ветряной мельницы, обе величиной в четыре фута. Он добавляет мачту к судну, предназначенному для его прогулок, целые дни проводит на верфях, с топором или рубанком в руках, и, не довольствуясь такими разнообразными занятиями, посещает лесопильни, прядильни, мастерские компасов, слесарни; является на бумажную фабрику, берет инструменты для изготовления листов и превосходно справляется с этой тонкой работой. Сколько времени потребовалось бы ему, чтобы все это действительно проделать? Около двух лет, отвечает Вольтер. Петр же пробыл в Саардаме неделю!

Как он туда попал? Отчасти по игре случая, а главным образом, благодаря наивному невежеству, не покидавшему его за все время этого первого путешествия по Европе. Саар-дам был тогда довольно значительным центром корабельных построек; там насчитывалось до пятидесяти верфей; но с точки зрения важности или совершенства работ эти мастерские не выдерживали никакого сравнения с Амстердамом. Расставшись в Коппснбрюгге с большей частью своих спутников, в сопровождении лишь десятка «добровольцев», Петр, минуя большую резиденцию, направился прямо к соседнему маленькому городку. Почему? Потому что среди голландских плотников, конечно, второстепенных, с какими он работал в Преображенском, Переславле и Воронеже, лучшими оказались уроженцы Саардама. Из этого он вывел заключение, что следует отправиться прямо туда, а не в какое-либо иное место, чтобы увидать хорошие корабли и научиться их строить.

Он остановился в харчевне. Следуя своей любви к переодеваниям, велел поскорее принести для себя и для своих спутников платье местных судовщиков: красные камзолы с крупными пуговицами, короткую жилетку и широкие штаны, и отправился в таком наряде странствовать по улицам, заходя на верфи, заглядывая в домики рабочих, к великому изумлению жителей.

Дома там были вполне похожи на те, в каких Петр привык жить у себя на родине; он облюбовал себе один из них и в нем поселился; купил маленькое парусное судно, приладил складную мачту, - в то время новое изобретение, - и проводил время в испытаниях своего судна в заливе. В неделю ему это надоело. Корабли, виденные ими в водах или в верфях, представляли собой только торговые суда, небольшой вместимости, и его присутствие внесло смуту в мирное население городка, поставив местные власти в затруднительное положение и причиняя немало досады ему самому. Переодевание его было напрасно, приезд его был возвещен заранее и приметы сообщены одному из городских жителей его родственником, работавшим в России. «Высокого роста; голова трясется; постоянно машет правой рукой; бородавка на лице». Ребятишки, которых он толкнул, стали бросать в него камнями; он рассердился и сейчас же позабыл инкогнито, весьма громко заявляя о своем высоком сане. Ему дали понять, что его отъезд доставил бы большое удовольствие, а так как в это время его посольство прибыло в Амстердам, то он решился также направиться туда.

Гораздо больше пользы извлек Петр в Амстердаме. Там ожидал его друг, почти сотрудник, городской бургомистр, Николай Витсен. Посетив Россию в царствование Алексея Михайловича, автор знаменитой книги о восточной и южной Татарии, переписывавшийся с Лефортом и служивший посредником для его повелителя при заказах кораблей и других покупках, производимых в Голландии, он не мог не принять путешественника с распростертыми объятиями. Витсен поспешил устроить Петру доступ в большие верфи Ост-индской компании. Отсюда начинается серьезная работа и полезное путешествие для Петра.

Между Амстердамом и Гаагой он двадцать раз останавливал экипаж, чтобы измерить ширину моста на сваях, заглянуть на мельницу, перейдя через залитый луг, где вода доходила ему до колен, зайти в домик горожанина, откуда предварительно выводили всех жильцов. Таким образом, повсюду проявлял он свое ненасытное любопытство и причуды. Он чуть не искалечился, пытаясь остановить лесопилку. Он вешался на маховое колесо ткацкой фабрики, рискуя, что его зацепит одно из вспомогательных колес; изучал архитектуру с Симоном Шювутом из Лейдена; механику с Генденом; фортификацию с Гохорном, которого старался переманить к себе на службу; книгопечатанье с одним из братьев Тессинг; анатомию с Рюншем, естественную историю с Левенгуком. Он повел своих спутников в знаменитый анатомический музей Бурхаава, и, видя их отвращение перед выставленными там препаратами, заставил их укусить зубами труп, приготовленный для вивисекции. Он научился владеть циркулем, пилой, рубанком, а также щипцами для дерганья зубов, увидав, как эта операция производится под открытым небом, среди площади. Он построил фрегат, смастерил себе кровать, устроил для собственного употребления русскую баню и сам готовил себе пищу. Он также брал урок рисования и гравирования по меди; посещал мастерскую Иоанны Кёртен Блок, позировал для портрета, который она с него написала, расписался в ее альбоме и сам исполнил гравюру на доске, изображающую торжество христианской религии над верой Магомета.

Во всем этом, очевидно, было больше лихорадочной торопливости, чем обдуманного прилежания, много причуд и даже некоторая доля безумия. Познания в науках и искусствах, приобретенные Петром таким образом, оказались весьма смутны: «Когда похочешь делать корабль», читаем мы в одной из его учебных тетрадей, относящихся к тому времени» «перво надобен длину оверштевня взяв, сделать по концам прямые углы». При всей разносторонности своего гения, он никогда не претендовал на роль великого доктора или гравировщика; он специализировался в своих практических знаниях. Однако, поступая так, Петр подчинялся инстинкту, его не обманывавшему: он удивительно подготовился к действительной обязанности, ожидавшей его и заключавшейся не в постройке кораблей, мастерских или дворцов, - это всегда могут исполнить иноземные специалисты, - но в водворении цивилизации в своей стране. В общем, он только продолжал дело, начатое им при первых попытках разобраться среди иноземных сокровищ Оружейной Палаты, когда составлял спешную, и поэтому краткую, опись всего, что он собирался позаимствовать у западной культуры касательно ремесел, наук и искусств. Только поле его любознательности расширилось, а сообразно с этим расширился также его ум, и вместо беззаботного ребенка, еще недавно легкомысленного юноши, все резче выступали черты государя. В Переславле и Архангельске ему частенько случалось забывать Москву, да и всю остальную свою империю. Уже не то было теперь. Как ни далеко он находился от столицы и границы своей страны, однако требовал, чтобы ему сообщали о мельчайших подробностях, касавшихся общественной жизни, которая еще недавно находилась у него в полном пренебрежении. Он желал знать изо дня в день все происходившее на родине. А там творилось многое. Применение, хотя краткое, его энергичной деятельности, уже принесло свои плоды. Близ Азова строились крепости Алексея и Петра; в Таганроге - крепость во имя Св. Троицы и Апостола Павла. Там же устраивалась гавань. На Днепре были победоносно отбиты нападения турок на Казикермен и Тамань. Постройка кораблей двигалась вперед быстрыми шагами. Шведский король прислал триста пушек для их вооружения. Он не воображал еще, что они могут служить против него самого, или, при своей храбрости, этим не тревожился. Август укреплялся в Польше. Петр был в курсе всех дел. Он вел деятельную переписку с лицами, заступавшими его место, во главе правительства на время его отсутствия. Ромодановский сообщал ему известия относительно стрельцов, а Виниус просил у него голландских оружейных мастеров. Петр не только их выслал, но набрал целый персонал, - чрезвычайно многочисленный и разнообразный, - помощников в деле преобразования, план которого все яснее складывался у него в голове. Он завербовал искусного боцмана, норвежца Корнелиуса Крюйса, которого назначил адмиралом, несколько капитанов кораблей, двадцать три командира, тридцать пять лейтенантов, семьдесят два лоцмана, пятьдесят докторов, триста сорок пять матросов, четырех поваров. Для этих людей нужен был соответствующий материал; он взял на себя труд его достать и переправить: двести шестьдесят ящиков, помеченных буквами П. М. (Петр Михайлов), были отосланы в Москву с грузом из ружей, пистолетов, пушек, парусов, циркулей, пил, красного дерева, китового уса, пробкового дерева, якорей. В одной из посылок заключалось восемь глыб мрамора, предназначенных очевидно для поощрения и вдохновения будущих ваятелей. То подготовлялась академия изящных искусств. В одном из ящиков находилось чучело крокодила. Это был зачаток зоологического музея. Конечно иногда случались остановки в этой удивительной деятельности; в переписке государя с его сотрудниками происходили задержки; иногда Петр медлил с ответом, но тотчас в этом извинялся, не без смущения, почти пристыжено; «в том вина Хмельницкого», русского Бахуса. Ученик Лефорта еще не бросил, в этом отношении, прежних привычек ежедневного сотрапезника пирушек, устраивавшихся в Слободе. В общем, в течение четырех месяцев, пока длилось его пребывание в Голландии, он выполнил громаднейший труд.

Амстердамские судостроители пользовались в семнадцатом столетии заслуженной славой; но это была скорее практика, нежели ученье. Употребляемые ими приемы менялись сообразно с верфями, без всякой теоретической последовательности, без всякого осмысленного оправдания размеров и преемственно передаваемой методы. Совершенствуясь в изучении ремесла, Петр заметил это и огорчился. Причина вещей от него ускользала, а следовательно, и возможность усвоить себе их принцип. Англичанин, с которым он встретился на даче купца суконщика - Иоанна Тессинга, расхвалил ему в этом отношении однородные учреждения своей родины: теория там стояла на одном уровне с практикой. Таким образом, в январе 1698 г. у молодого царя зародилась мысль предпринять путешествие через Ла-Манш...

"То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник -
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник"
А.С. Пушкин

В еликое посольство — дипломатическая миссия русского царя Петра I Алексеевича в Западную Европу.
Посольство ставило задачей не только туризм, по принципу - на других посмотреть и, себя показать... и нее была и дипломатическая миссия и проспветительская и т.д.

Цель посольства состояла "в подтверждении древней дружбы и любви" с европейскими монархами и "в ослаблении врагов Креста Господня", т. е. в достижении союза против турок.

Практическим его результатом стало создание предпосылок для организации коалиции против Швеции.

Сам Петр впоследствии, вспоминая свою поездку, писал, что поехал учиться морскому делу. Это объяснение, конечно, всего вернее, но оно слишком узко. Петр явно скромничал.

Великими полномочными послами были назначены: Франц Яковлевич Лефорт — генерал-адмирал, новгородский наместник, Фёдор Алексеевич Головин — генерал и воинский комиссарий, сибирский наместник, Прокофий Богданович Возницын — думный дьяк, белёвский наместник.

При них было более 20 дворян и до 35 волонтёров, среди которых находился урядник Преображенского полка Пётр Михайлов — сам царь Пётр I. Формально Пётр следовал инкогнито, но его заметная внешность и шебутной характер легко его выдавали. Петр во все вмешивался и часто сам вел переговоры.

Открытый лист, с которым Петр I путешествовал за границей под именем Петра Михайлова. 1697. РГАДА

Посольство направлялось в Австрию, Саксонию, Бранденбург, Голландию, Англию, Венецию и к папе римскому. Путь посольства следовал через Ригу и Кёнигсберг в Голландию, потом в Англию, из Англии посольство возвратилось назад в Голландию, а затем оно посетило Вену; до Венеции посольство не доехало.

В Риге, которая тогда была владением Швеции, Пётр хотел осмотреть укрепления, но шведский губернатор отказал ему. Царь очень сильно рассердился, назвал Ригу «проклятым местом»... но укрепления подсмотрел.

В Либаве Пётр покинул посольство и морем инкогнито отправился в Кёнигсберг, где был радушно принят курфюрстом Бранденбурга Фридрихом III (который позднее стал прусским королём Фридрихом I).

Через несколько лет после возвращения из Великого посольства на острове Котлин началось строительство крепостей. Проект этих крепостей был утверждён лично царём, и был составлен по образцу крепости Фридрихсбург, которую Пётр осматривал в Кёнигсберге.

В Пиллау царь учился артиллерии, ему даже выдали аттестат.

В Польше в то время шли двойные выборы между Конти и курфюрстом саксонским. Чтобы поддержать Августа, Пётр выдвинул к литовской границе русское войско. Эти действия Петра позволили саксонскому курфюрсту вступить в Польшу и короноваться, приняв католичество. При этом он дал ему слово оказывать России поддержку в борьбе с Османской империей и Крымским ханством.

В 1697 году Пётр I по реке и каналам спустился до Амстердама. Голландия давно уже привлекала царя, и ни в какой другой стране Европы тех времён не знали так хорошо Россию, как в Голландии. В домике где жил Петр теперь музей.

Узнав о страсти русского царя к кораблестроению, голландская сторона заложила на амстердамской верфи новый корабль (фрегат «Пётр и Павел»), над строительством которого трудились волонтёры, в том числе и Пётр. 16 ноября 1697 года корабль был успешно спущен на воду. Но Петр остался недоволен качеством голландского обучения, требуя большей глубины и подробностей.

Одновременно посольством была развёрнута деятельность по найму иностранных специалистов для нужд русской армии и флота. Всего было нанято около 700 человек. Было закуплено и оружие.

Пётр изучил механизм ветряной мельницы, посетил писчебумажную фабрику. В анатомическом кабинете профессора Рюйша, присутствовал на лекциях по анатомии и особенно заинтересовался способами бальзамирования трупов. В Лейдене в анатомическом театре Бургаве Пётр сам принимал участие во вскрытии трупов. Увлечение анатомией в будущем послужило причиной создания первого российского музея — Кунсткамеры. Помимо этого Пётр изучил технику гравировки и даже сделал собственную гравюру, названную им «Торжество христианства над исламом».

ПетрI в Голландии приобщается в европейским ценностям...

Затем Петр решил посетить Англию. Через Ла-Манш шли на военном судне "Йорк". Петр никогда не плавал на таком большом судне и с интересом наблюдал, как им управляют. Штормило, но царь оставался на палубе, непрерывно задавая вопросы. Громадные волны швыряли корабль во все стороны, но Петр настоял, чтобы ему разрешили взобраться на реи и осмотреть оснастку.

При своём визите английскому королю Пётр оставил совершенно без внимания прекрасную картинную галерею Кенсингтонского дворца, но очень заинтересовался прибором для наблюдения за направлением ветра, находившимся в комнате короля. Он наблюдал за работой парламента, но тайно и сверху. Этот эпизод вызвал шутку какого-то неизвестного очевидца, обошедшую весь Лондон: «Сегодня я видел редчайшее зрелище на свете: одного монарха на троне, а другого на крыше».

В Англии Петра уговорили позировать художнику Годфри Неллеру. Написанный им портрет, по отзывам современников, отличался необычайным сходством с оригиналом. Сегодня этот портрет висит в Королевской галерее.

Петр I в 1698. Портрет Г. Кнеллера

Царь заглянул к часовщику купить карманные часы и застрял там, обучаясь разбирать, чинить и снова собирать замысловатый механизм. Ему понравилось, как сработаны английские гробы, и он велел отправить один в Москву в качестве образца. Он купил чучела крокодила и меч-рыбы — диковинных тварей, невиданных в России. Один-единственный раз Петр выбрался в лондонский театр, но толпа смотрела не столько на сцену, сколько на него... там Петр познакомился с Легацией Кросс, самой известной из тогдашних английских актрис. Он отнесся к ней благосклонно, и актриса, почуяв, что тут можно рассчитывать на щедрое вознаграждение, перебралась к Петру на все время его визита в Англию.

В Гринвичской обсерватории Петр беседовал о математике с королевским астрономом. В вулиджском арсенале, главном пушечно-литейном заводе Англии, Петр обрел родственную душу в магистре Ромни, который разделял его увлечение стрельбой и фейерверками.

Петра очень заинтересовала реформа английской монеты, где из-за злонамеренного обрезывания ценного металла, гурт английских монет стали обрабатывать насечкой. Через два года, приступив к наведению порядка в расстроенном российском монетном деле, Петр взял за образец английскую чеканку.

Есть свидетельства как Петр и его компания шутя развалили дом одного несчастного англичанина, который выставил за погром большую сумму. Мол даже на тачке по саду катались, тормозя в плетеную изгородь, дорожки вытоптали, по газонам ходили, цветы нюхали. ИМХО это был способ слегка погреть руки на Петре и получить выгше того что оговаривалось ранее.

Проведя три месяца в Англии, Пётр вернулся в Голландию. Перед отъездом царь раздал 120 гиней королевской челяди, (что по мнению одного очевидца, «было больше, чем они заслуживали, так как они вели себя с ним очень нагло» ). А королю передал небольшой пакет в котором король к нескрываемому удивлению обнаружил огромный неограненный алмаз, достойный «увенчать корону Британской империи». Петр никогда больше не ездил в Англию, но навсегда сохранил о ней самые приятные воспоминания.

Далее путь Петра лежал через Лейпциг, Дрезден и Прагу в столицу Австрии Вену. По дороге пришли известия о намерении Австрии и Венеции заключить с Османской империей мирный договор. Долгие переговоры в Вене не дали результата.

14 июля 1698 года состоялась прощальная встреча Петра I с императором Священной Римской империи Леопольдом I. Посольство намеревалось выехать в Венецию, но неожиданно из Москвы пришли известия о бунте стрельцов и поездка была отменена.

Для продолжения переговоров в Вене был оставлен П. Б. Возницын. Однако ему удалось добиться лишь заключения двухгодичного перемирия с Османской империей.

По дороге в Москву царь узнал о подавлении стрелецкого бунта и решил встретиться с королём Речи Посполитой Августом II. Общение двух монархов, бывших почти ровесниками, продолжалось в течение трёх дней. В результате возникла личная дружба и по тайному договору с саксонским курфюрстом и польским королём, Август должен был начать войну против Швеции вторжением в Ливонию.

В воздухе пахло большой войной... назрел конфликт между Россией и Швецией, который впоследствии вылился в Северную войну 1700 —1721 годов, которая сделала Россию Великой империей...

Существует современная версия о, якобы, подмене Петра. Мол уехал туда Петр знающий русский язык, умеющий писать, знавший историю России, с родинкой и густыми волнистыми волосами. Вернулся человек умеющий писать только латиницей, плохо знающий русскую историю, с частичной потерей памяти о своем прошлом, без родинки и с жидкими волосами (что можно объяснить сильными периодическими отравлениями ртутью, чем в то время лечили лихорадку). Уезжая Пётр горячо любил свою жену, царицу Евдокию. Находясь в отъезде, часто слал ей письма. Возвратившись из-за границы, царь, даже не увидевшись с супругой, не объясняя причины, отправляет её в женский монастырь.

Летом 1699 года «скоропостижно» умерли П.Гордон и его друг Ф.Лефорт (убирали свидетелей). Гордон был наставником молодого Петра, с чьей подачи Пётр поехал в европейские страны инкогнито. Якобы подмена Петра произошла в ходе поездки и причиной подмены стала несговорчивость настоящего царя. Если это и так, то спасибо за императора))) Европа сама себе хорошую мину заложила. Но я не верю в эти байки из склепа.

Инфа и картинки (С) интернет

Заграничное путешествие Петра Великого имело очень большое значение. Во-первых, пребывание в чужих краях в течение полутора года окончательно выработало личность и направление самого Петра. Он получил много полезных знаний, привык к культурным формам европейской жизни, умственно созрел и сам стал европейцем по духу. Во-вторых, путешествие московского царя на Запад оживило сношения Москвы с Западом, усилило обмен людей между Русью и Европой. Много русских с тех пор стало жить и учиться за границей; сотни иностранцев приглашались в Россию и сами туда стремились. В-третьих, Петр за границей узнал действительные политические отношения держав и вместо несбыточных мечтаний об изгнании турок в Азию усвоил себе трезвый план борьбы со Швецией за Балтийское побережье, утраченное его предками.

Великое посольство в Европу и Петр I в одежде голландского матроса. Гравюра того времени

Великое посольство, а с ним и Петр выехали из Москвы весною 1697 г. Путь их лежал на Балтийское море. В Риге шведские власти очень сухо встретили русских. Зато в Курляндии прием был приветливее, а в Пруссии (тогда еще курфюршестве Бранденбургском) курфюрст Фридрих встретил Петра очень радушно. Правда, воевать с турками он отказался, посоветовав Петру войну со шведами. Но самого Петра он очаровал своею любезностью и заключил с ним дружественный договор торгово-культурного характера. Из Пруссии Петр поехал в Голландию сухим путем. На дороге он встретился с женою и тещею курфюрста, и те, проведя с Петром целый вечер, дали любопытное описание его наружности и манер. Их удивил его ум и живость, поразила невоспитанность. «Он очень хороший и очень дурной», – выразились они: прекрасна натура, дурно воспитание. Такое же впечатление замечательного, но невыдержанного человека произвел Петр и в Голландии . С немногими «деньщиками» (адъютантами), опередив посольство, Петр приехал в голландский городок Саардам, в котором было развито кораблестроение и из которого мастера работали у Петра в Москве. Там он немедля поступил на верфь как простой плотник, жил в маленьком домишке, одевался, как рабочий. Однако саардамцы узнали в нем царя по его огромному росту и трясенью головы (о чем им писали их земляки из Москвы). За Петром стали ходить любопытные, и Петр держал себя с ними так нетерпеливо и резко, что стал предметом уже всеобщего любопытства. Он мог выжить в Саардаме всего 8 дней и должен был уехать оттуда в Амстердам. В Амстердаме дело пошло лучше. На одной из самых больших верфей Петр работал как простой мастер более 4 месяцев и, по его словам, «своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил». Но, трудясь на верфи, узнал он, что в Голландии искусство строить корабли развилось «с долговременной практики», научной же теории кораблестроения там не существует. За этою наукою Петр бросился в Англию , потому что услышал, «что у них в Англии сия архитектура так в совершенстве, как и другие, и что кратким временем научиться можно». Приехав в Англию и посетив Лондон, Петр в английском городке Дептфорде на казенной верфи «через четыре месяца оную науку окончил». Так он сам впоследствии писал о своих занятиях за границей. Кроме «навигацкого дела», Петр в Голландии и Англии увлекался всем, что его занимало: смотрел музеи и фабрики, слушал лекции, посещал госпитали, учился гравировать, учился литейному делу. Не было такой науки и такого искусства, которые остались бы вне его любознательности. Громадный ум Петра и гениальные способности жадно искали себе удовлетворения. После занятий в Англии Петр вернулся в Голландию и вместе со своим великим посольством поехал в Вену . Где ни побывало это великое посольство, везде оно терпело неудачу со своей идеей общей борьбы против турок. На западе Европы завязалась напряженная борьба Габсбургов с Бурбонами, и никто не интересовался турками. Германский император, бывший тогда в войне с султаном, искал мира с ним, чтобы направить свои силы против Франции, и потому русское посольство в Вене не имело никакого успеха. Недовольный императором, Петр собирался уже из Вены ехать в Венецию, славную своим мореплаванием, как вдруг пришло из Москвы известие о стрелецком возмущении. Петр поспешил домой. Путь его лежал через Польшу; там встретил его новый, только что избранный после смерти Яна Собеского, король польский (он же саксонский курфюрст) Август. Петр быстро сдружился с ним, и между ними впервые высказана была мысль о совместном действии против Швеции. Разочарованный в прежней мечте о союзе против Турции, Петр легко схватывает новую мысль о борьбе за Балтийское побережье и с этой мыслью в августе 1698 г. приезжает в Москву.