Биография ирины федоровой жены святослава. Прогулка с ирэн федоровой

- Да я его себе вымечтала, выстрадала! Я тогда подумала: пусть даже ничего потом не будет. Но великое счастье, что у меня это БЫЛО… Мы вместе уже двадцать четыре года, как ниточка с иголочкой. Я думаю, все зависит от женщины, от того, насколько она любит мужика. И если она любит так, как я люблю Славу…

Говорят, что счастье - всегда контраст. С несчастьем, с недо-счастьем. Жаль, правило это практически лишено исключений.

В собственных семьях - первой и второй - Федоров себя ни великим, ни счастливым не чувствовал. Решительность, бескомпромиссность, отчаянный напор в сочетании с «ярко выраженным идеализмом», как о нем многие говорили, - все это помогало ему добиться самых недостижимых целей в науке, в хирургии, в любых безумных на первый взгляд начинаниях. В семье на ящике с динамитом жизнь строится трудно.

Каждая из бывших жен была по-своему хороша - только вот совместная жизнь с ними не удавалась. Одной надо было, чтобы утюг чинил и мусор выносил, другой - чтобы выводил ее в свет… Ссоры, непонимание, скандалы, разъезды, после них письма в парторганизации в стиле «мой муж негодяй, верните мне мужа!». От первого брака дочь, и от второго тоже, и с каждой из жен расставание долгое и мучительное. Сначала работа отвлекала от семьи, потом - заменяла ее…

Мама - это святое, дело - это главное… Далеко не каждая женщина спокойно примет такие постулаты мужа. Далеко не каждый мужчина позволит себя перевоспитывать. Трещины в отношениях, разрывы…

К 45 годам, после двух неудачных браков - каждый длился по 10 лет - Святослав Николаевич пришел к окончательному выводу, что «с женщинами вечно проблемы». «Кому Слава, а тебе - Святослав Николаевич!» - так, говорят, он сказал второй жене после наконец-то состоявшегося развода.

А для будущей третьей жены Ирэн он Святославом Николаевичем оставался очень и очень долго. Она про Федорова вообще ничего до поры не знала.

Ирэн Ефимовна работала врачом-гинекологом в больнице подмосковного Красногорска. Красивая женщина - яркая, с огромными зелеными глазами, стройная - про таких говорят «эффектная». Мать двоих похожих на нее девчонок-близнецов, она давно разошлась с мужем. Дочери родного папу не помнили. Ее собственная мама тоже вырастила своих дочерей одна. Родом Ирэн была из Ташкента.

Работу свою она любила до безумия, в родильное отделение входила как в храм. Собственно говоря, сначала ей хотелось стать врачом-психиатром. Но друзья семьи категорически отговорили: с твоей, сказали, эмоциональностью и способностью все «пропускать через себя» ты сама свихнешься моментально.

Акушерство и гинекология советских времен - работа суровая. Кровавая работа, тяжелая, порой мучительная. У кого есть свои дети, поймет, что значит не удержать на этой земле чужого ребенка. Это самый страшный случай бессилия медицины… Кто-то спасается «профессиональным цинизмом», кто-то уходит на более спокойную работу. Ирэн не могла ни того, ни другого. Ее любили и коллеги, и больные. В гинекологическое отделение любая женщина идет как на пытку. Да в те времена, да с тем еще обезболиванием, да с этим хамством «мэйд ин у нас»… А врач Ирэн Ефимовна мало того, что работала профес сионально - она с женщинами разговаривала! Утешала! Жалела!!! Ты, говорит, моя золотая, ты потерпи, ты не бойся. И про детей спросит, и еще про что-то - а у пациентки ужас прошел и мышцы разжались, и действительно не так все больно и жутко…

А в Ташкенте жила тетя, Вера Васильевна, тоже врач. Очень близкий, родной человек. Именно ей Ирэн была обязана выбором профессии - как оказалось позже, и кое-чем поважнее.

Вдруг пошли от тети Веры письма: слепну, читать не могу, жизнь под откос идет. Но тетя, человек по натуре деятельный, просто так сдаваться не собиралась. Племяннице была сформулирована задача: у вас там в Москве есть офтальмологическое светило по фамилии Федоров. Только к нему на консультацию - и срочно!

Ирэн о таком докторе услышала впервые. Нашумевших статей в «Известиях» не читала, к офтальмологии еще с института была равнодушна («Ну, была на операции. Глаз такой маленький - что я там увижу?»). Но - слово за слово, через одних-других-третьих знакомых медиков про Федорова узнала. Выяснилось, что к нему не подступиться. Что в больницу, где он оперирует, - громадные очереди. Что это вообще не просто клиника, а какое-то государство в государстве. Творят там действительно нечто невероятное - но попасть туда - как в Америку…

Ирэн оделась в самое красивое свое пальто ярко-красного цвета и затеяла авантюру. Дозвонилась до клиники. Представилась секретарше «аспиранткой Ивановой», попросила к телефону профессора. Его с удивлением позвали (не было тогда у Федорова никаких «аспиранток»). Договорилась с профессором Федоровым о встрече. Пришла в том самом новом пальто, села у кабинета. Мимо стремительно промчался человек с коротким черным «ежиком» на голове, в развевающемся плаще и исчез за дверью. Неужели он? Он…

Вот тогда первый раз между ними «искра» и проскочила. Взрослая, 30-летняя, вроде бы умудренная жизнью женщина влюбилась как девчонка, сразу и безоглядно. Только, в эту пропасть улетая, успела самой себе удивиться: да что ж это со мной такое? И ответа не нашла.

Авантюра тем временем продолжалась. Ирэн с перепугу сослалась в разговоре на реально существующего, но знакомого понаслышке врача-офтальмолога, с ужасом в ту секунду подумав: а вдруг они с Федоровым враги? Или наоборот, каждый день общаются… тут-то обман и вскроется. Пронесло. «Он, видимо, не дозвонился - меня вчера не было», - сказал Федоров. Насчет тети вопрос был решен в секунды: пожалуйста, пусть приезжает!

Когда они с тетей скромно пришли в поликлинику, Ирэн воочию увидела, что это такое - федоровская больница. Толпы больных. Очереди. А ей на дежурство. Сидят они с тетей (та уже практически ничего из-за катаракты не видит), Ирэн нервничает. Вдруг как ветер пронесся: профессор собственной персоной. «А, это вы?» По его записке, приколотой к карте, тетушку мгновенно под белы руки провели по всем кабинетам, заполнили все бланки и представили пред светлые очи светила. «А где же ваша племянница?» - поинтересовался профессор. - «На работе».

Тетушку прооперировали. Ирэн ее навещала. И как-то сразу получилось, что Федоров все время звал ее с собой на обходы, часа по три-четыре она сидела у него в кабинете, присутствовала на совещаниях и была счастлива оттого, что находится с ним рядом. Не навязывалась - в голову не пришло бы, кто она и кто он?.. Но стоило ей появиться в клинике - сразу заходил федоровский ассистент и приглашал к профессору. Признаний молодой профессор никаких не делал, двусмысленных слов не произносил. Просто Ирэн видела, что она ему нравится, что ее присутствие рядом ему приятно. И влюблялась, всю безнадежность ситуации понимая, с каждым днем больше и безответнее. Никого вокруг уже не видела. Хотя поклонников у нее всегда была масса. Даже в этой клинике кое-кто уже начинал поглядывать «со значением».

Вы знаете, - сказала ей одна из медсестер, - наш анестезиолог от вас без ума.

А я без ума от вашего профессора, - немедленно ответила Ирэн.

Медсестра промолчала. Федоров - царь и бог. Да в него здесь все влюблены!

А дело шло к выписке тети, та провела в больнице месяц, операция прошла успешно. И все вот-вот должно было кончиться. Пора было, по традиции, отнести хирургу какую-нибудь бутылку коньяку и распрощаться. Навсегда.

- Это было ужасно. Но моя тетя посмотрела фильм «Цветы запоздалые» и меня подзуживала: «Скажи, как в этом фильме: «Доктор, я вас люблю!» И все. Как у Чехова. Что ты теряешь? Вы будете вдвоем в кабинете. Скажет что-то неприличное - скушаешь и уйдешь». Баба она была потрясающая, на жизнь смотрела совершенно реальными глазами. А я ужасалась - это стыдно, это невозможно! И, конечно, ничего бы не сказала, хотя слова эти во мне постоянно звучали.

И когда я пришла к нему с последней бутылкой коньяка, у меня руки-ноги тряслись жутко, я боялась, как бы себя не выдать.

Ну, что вы, - говорит он, - зачем? Лучше выпейте этот коньяк со своими друзьями-приятелями…

Да нет у меня никаких приятелей, и вообще это вам от Веры Васильевны, что хотите, то и делайте с этой бутылкой, - все это говорю скромно, тихо, потупив глаза. А про себя: «Тетя сказала - надо делать! Нет, это стыдно, это невозможно…» И вдруг в этот момент он смотрит на меня такими вот глазами мужика - деться куда-нибудь захотелось - и говорит мне: «Я вас смогу найти?» Как бы продолжение следует. Поэтому никаких признаний уже было не нужно. И я тут же сказала: «Ой, у меня есть телефон, и домашний, и рабочий, пожалуйста, какой хотите…»

И вот с того дня каждый божий день домой - как на вахту. Никакой жизни у меня не было, я только сидела у телефона. Бегом с утра в больницу (я, конечно, поняла, что он никогда не будет мне туда звонить) и с работы бегом домой. Самое страшное для меня были дежурства: а вдруг он объявится, когда меня не будет дома? Не знаю, в восьмом классе так сидят над телефоном или в седьмом - это было совершенное детство. Лучезарное. Короче говоря, в середине апреля мы с ним последний раз повидались, и месяц я так носилась к телефону, ждала, а он, по всей вероятности, звонить не собирался. Ждать я больше не могла. А у меня 22 мая день рождения. Приехала ко мне мама из Ташкента. И вот собираем мы с ней на стол, она столько всего напекла, должны были прийти гости. И я говорю: «Мама, я просто не могу, я так хочу ему позвонить…» Она: «Хочешь - звони. Главное - делай то, что ты хочешь». И я ему позвонила вечером, часов в пять, наверное, в институт и говорю, что я такая-то, Святослав Николаевич, здравствуйте. Он: «А, да-да, сейчас, одну минуточку… Вы дома? Можно я сейчас вам перезвоню?» Я говорю: «Я очень жду, мне очень хочется вам сказать пару слов». И он мне, действительно через пять минут - такая точность! - первый раз 22 мая 1974 года позвонил. Я извинилась за беспокойство (боже мой, я ведь на работу звонила, я ничего про него не знала - женат, не женат, с кем он, что он! Я вообще не представляла, что у меня с ним могут быть какие-то отношения, мне казалось, что он так далеко, так высоко, я дрожала в его присутствии - я простой врач, акушер-гинеколог, а он такой-сякой…). Ну, вот. Я ему говорю: «У меня сегодня день рождения, и я хотела бы сама себе сделать подарок. Решила услышать ваш голос…» Он произнес какие-то приличествовавшие случаю слова - что-то типа «оставайтесь такой же красивой, такой же юной…» Да мне и не важны слова, мне главное - его голос наконец услышала!

А мать стоит рядом и шепчет: «Пригласи его к нам, пригласи» - «Ну, мам…» - «Пригласи!»

Я пригласила. Он, конечно, отказался. Я так и думала. Потом опять никаких звонков, снова сомнения, мучения, ожидание и бесконечное высиживание у этого телефонного аппарата. А потом я уже отчаялась ждать, а сама больше звонить не собиралась. Ну, думаю, ладно. Тетя Вера уже уехала в Ташкент и присылала оттуда письма - я умирала от этого просто - с рисунками пасьянсов, которые она на меня раскладывала, и приписками: вот смотри, как карты легли, он все равно будет твой, ты себе не представляешь, как он тебя любит. Какое там любит, думаю, он обо мне забыл давно!

И вот 16 июня я возвращаюсь часов в шесть вечера домой от подруги, с дня рождения моего крестного. Был совершенно чудесный день, теплый, с этой паутиной летней. Открываю входную дверь (у нас была коммуналка на три комнаты, телефон стоял у меня) и слышу, как звонок тарабанит, дребезжит. И у меня вдруг абсолютная уверенность: это он. Я мчалась как сумасшедшая, чуть дверь не выломала, влетела, хватаю трубку. И какое-то он первым делом слово сказал такое фамильярно-вульгарное, не помню даже… А! «Где это вы шляетесь, я вам звоню целый день! Решил, может, вы вообще выехали». То есть недоволен был, понимаешь! Он звонит, а меня нету, как это так! А я не слышу ничего - главное, вот он, наконец-то!

И опять его что-то отвлекло, и только через четыре дня мы договорились встретиться. Он жил тогда на даче в Серебряном бору, настроение у него было поганое после того, как они разбежались с женой. А тут, видимо, вспомнил, что есть какая-то сумасшедшая, которая сидит и ждет звонка. И вот 21 июня я пошла на это свидание.

Я так боялась этой встречи! О чем я буду с ним говорить? Куда мы пойдем? Домой ни в коем случае. Во-первых, я живу в жуткой коммуналке, во-вторых, мамино пуританское воспитание сказывалось: с первой встречи и сразу домой - невозможно! А у подруги муж работал метрдотелем в ресторане «Русская изба». Пообещал устроить нам незабываемый вечер - и ведь устроил! Мы условились встретиться в шесть вечера в моем Красногорске у кинотеатра «Комсомолец». Я, сказал Федоров, буду на белой «Волге» номер 57 58 МКФ - Москва, клиника Федорова. Забыть невозможно. И вот я иду. А я вообще опаздывать ненавижу. И думаю: ну, надо хоть чуть-чуть быть женщиной. Хоть на пять минут, хоть на три опоздать. Приехала на предпоследнюю остановку - и вышла. Потом на следующий автобус села, уже опаздываю больше, чем на пять минут. Смотрю - машина стоит, а он уже пошел к автомату с двушкой выяснять, куда я делась, - может, случилось что-то.

Ох, какой был у нас чудный вечер! Мы сидели в зале этой «Русской избы» одни. Огромный деревянный стол с видом на Москву-реку, весь уставленный яствами и напитками - Андрюша, муж подруги, постарался.

Он в тот вечер рассказал мне о себе, о том, что никакой особой «личной жизни» у него нет, да и «за вами нужно ухаживать, а у меня времени на ухаживания не остается. И вообще с женщинами всегда много всяких проблем». А я ему говорю: «Святослав Николаевич, можете не волноваться, со мной проблем не будет». И тогда он так прикоснулся к моей щеке: «А может, я и не буду бояться, что ты…» Господи, он мне на «ты», я ему на «вы», все как будто не наяву происходит… А я его так вымечтала, так выстрадала за эти месяцы, каждый день, каждый день с утра до вечера. И ушам своим не верю, и глазам своим не верю, что глаза мои видят и уши мои слышат его…

Короче говоря, часа три мы сидели, а потом на машине поехали кататься в сторону Опалихи. Там места потрясающие. Заехали в какой-то лес. Ну, что - мне 31 год, а ему неполных 46. Мы с ним целовались так, что я забыла, что вообще целовалась когда-то в жизни. Это было что-то сумасшедшее. Но только целовались. Больше ничего. Все как-то странно было, так чисто. Действительно - любовь. Хотя у меня, слава Богу, двое детей, он тоже отец семейства, казалось бы, откуда взяться романтике? Ни он не ханжа, ни я. А что-то не позволяло сразу все - бац - и упростить. Как-то изнутри все шло.

Довез он меня до дому и ни о чем мы не стали договариваться - когда встретимся, встретимся ли вообще. И я подумала: ну, пусть даже это было всего один раз. Но как я благодарна Богу и судьбе, что БЫЛО… Больше и не надо ничего.

С этого дня и начался роман.

Стояло пышное лето, в парке Архангельского после дикого ливня деревья набухали теплой влагой, пели птицы, и не надо было строить никаких планов на будущее, когда так хорошо вдвоем. «Я очень хочу тебя увидеть», - самые простые его слова звучали для Ирэн как музыка. Она не боялась собственной откровенности, она верила только своим сильным чувствам. А он… Ему было в кои-то веки легко и счастливо.

У Святослава Николаевича и Ирэн Ефимовны Федоровых серебряная свадьба скоро. Легко и счастливо им вместе до сих пор. Можно сколько угодно разглагольствовать о любви, о взаимопонимании, о совпадении или взаимодополнении характеров, о ведомых и лидерах. Но есть что-то неуловимое - как люди обращаются друг к другу, как они ходят по своему дому, как улыбаются, как молчат… По этим-то приметам все и угадывается. Глупость это, хоть и классика, - что все счастливые семьи счастливы одинаково. Счастье строго индивидуально - просто, слава Богу, когда оно есть. И дай ему Бог длиться как можно дольше.

Очень не сразу им удалось прийти к такой вот гармонии. То сказочное лето кончилось через месяц. На юге, куда уехала почти уже бывшая семья, дочка разболелась, Святослав Николаевич рванул к ним, заехал наскоро попрощаться прямо к Ирэн Ефимовне на работу - и пропал. Август. Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь. Молчание. Она не звонила. Она просто не смогла бы выговорить: «Куда ты девался?» Почему не приехал? Значит, не мог. Или не захотел… Женатый человек вернулся в семью - так часто бывает и так, наверное, правильнее… Когда под самый Новый год вдруг опять поздно вечером очнулся телефон, она даже спросонок не поняла, что это - он. Вопросов никаких задавать не стала. Но на следующий день, 27 декабря 1974 года они вдвоем поехали на Бескудниковское поле, где закладывался институт. В шесть часов вечера уже было темно, и на стройке копошились рабочие.

Что это вы тут делаете? - спросила Ирэн.

Институт для какого-то Федорова будем строить, пришли участок отметить...

А можно мы вобьем два колышка?

Да вбивайте.

Вбили символические два колышка и поехали в ресторан «София». А 29 января Святослав появился у Ирэн в ее коммуналке с «дипломатом» в руках: «Все, я ушел».

И опять можно было бы сказать «с тех пор они вместе» - только это не совсем правда. 1975 год по гороскопу был «годом любви», Ирэн такое где-то вычитала. А потом начался кошмарно тяжелый период.

Он официально разошелся с прежней женой. Жена стремилась его вернуть всеми методами - от писем в парткомы до слежки. Родные и знакомые хором уговаривали «не жениться опять, да на такой красивой и молодой, да с двумя детьми - ей не ты нужен, а твое звание и должность». Водили знакомить с ним невест - ярких, богатых, умных, номенклатурных, «породистых»…

Ирэн в 76 году похудела на 22 кг от переживаний. Ничего не ела, перестала спать и забивала черные мысли работой до изнеможения. Приехала мама и стукнула кулаком по столу: «Ты что! Чтобы в нашем роду бабы так убивались из-за мужика!» И увезла с девчонками в отпуск на море. Мама, как всегда, оказалась права: кризис прошел. Будь, что будет, решила Ирэн, ничего не надо загадывать.

Еще полтора года. Трудных, неровных, странных… Девчонки воспринимают Святослава Николаевича как папу, он с ними не то чтобы нянчится или доверие завоевывает, он просто есть, и все нормально. А ей самой ничего толком не понятно. Вдруг перед майскими праздниками ее словно сила какая-то понесла к маме, в Ташкент. Сорвала со школы Юлю и Элину, прилетела, дошла до маминой террасы - и чемодан из рук выпал, и слезы градом. Хватило одного взгляда на резко, особенным образом похудевшую и осунувшуюся маму, чтобы понять: это рак, и безнадежный.

С этого момента все стало для Ирэн неважно. Какой там Слава, какая там любовь - это сразу потеряло смысл. Самый близкий, самый дорогой человек - мама. Как без нее? Почему и за что - без нее? Надежда не умирала, ее просто не было. Но оставался шанс хоть немного облегчить маме страдания. Предстояло устраивать ее в больницу тоже к Федорову - однофамильцу, известному хирургу. И эта операция, тяжелейшая, почти безнадежная - иногда не хочется быть медиком, чтобы все досконально и наперед знать…

Первое, что Ирэн сделала, вернувшись в Москву - забрала свои вещи и попросила не искать ее, не звонить - «и если есть хоть капля добра, оставить в покое». Почитав оставленную ему записку, Святослав Федоров просто попросил Ирэн: «Приезжай!» Она отказалась. Он настаивал. Она, конечно, уступила.

Ириша, я хочу, чтобы ты жила у меня, я хочу быть с тобой вместе, у меня никого нет, кроме тебя. И я понял за все это время, что мне никто, кроме тебя, больше не нужен.

И с этого дня, с 10 мая 1978 года - ни притирки характеров, ни обид, ни каких-то опасений или взаимных подозрений. Ирэн Ефимовна Федорова иногда думает, как было бы хорошо, проживи ее мама, которой такая безумно трудная судьба выпала, чуть подольше на этой земле. «И ей бы жизнь наконец улыбнулась! Но так, видимо, было Богу угодно: маму он у меня забрал, а Славу оставил. Нельзя, наверное, человеку слишком много счастья сразу…»

Для них обоих дороже матери на свете не было никого. Единственная из федоровских жен, Ирэн Ефимовна без слов понимала, что значит мама для мальчишки, выросшего в отсутствие отца. Те, прежние жены, свекровь только терпели, и то до поры. «А Ириша маму спасала», - сказал Федоров о последних месяцах жизни Александры Даниловны. Эти слова признательности прозвучали в его устах гораздо весомей любых напыщенных дифирамбов. Как и скупое, воспоминаниями навеянное: «Мама умела создать в семье атмосферу добра и спокойствия… У нас с Иришей тоже так…»

Говорят, что лучший дом - это третий дом. С учетом прежних ошибок в нем, третьем по счету из тобой построенных, и окна куда надо, и печь не дымит, и каждому из домочадцев уютно. Вот и у Федорова так вышло и с клиникой (Архангельск - 81-я больница - МНТК), и с коттеджем в Славине (построенным уже после московской квартиры и дачи). И с семьей то же самое. Иногда банальные истины имеют право побыть истинами.

О клинике разговор отдельный. Коттеджи в «федоровском поселке» исключительно удобные, ни в какое сравнение с городскими домами не идут. Но не менее важно для самого академика Федорова то, что домой он вот уже почти четверть века всегда возвращается с радостью. Правда, при одном условии. Один из близких к этой семье людей рассказывал: однажды Ирэн Ефимовна задержалась на какой-то встрече то ли однокурсников, то ли давних подруг… Сказала, будет ровно в восемь. Приезжает, а муж сидит на скамейке во дворе, машину служебную отпустил, «дипломат» рядом, носком ботинка на земле что-то чертит.

Что случилось? Потерял ключ?

Да нет. Пришел, позвонил, никто не открыл. А зачем мне

Домой, если там никого нет?

В гостиной у Федоровых стоит фото хозяйки дома …надцатилетней давности. На редкость удачный портрет, на редкость красивая женщина. Однако оригинал по-прежнему ярче, живее любых изображений.

Ирэн Ефимовна легко двигается, говорит эмоционально и образно, умудряется моментально приготовить какой-то немыслимый обед, столь же мгновенно навести порядок и за двадцать минут собраться в театр - быстрее мужа! Очень несложный рецепт красоты: лицо не надо «рисовать», коли оно живое. Только некий оттенок праздничности внести. Да и дом, сколько ни обустраивай, даже по импортным каталогам, главное в нем все же не со вкусом подобранная мебель, а те стены, которые помогают (как у Федоровых и впрямь случалось не раз).

Эта семья счастлива по-своему. В ней давно распределены роли: он - лидер, она - ведомая. «Я в нем растворилась», - так Ирэн Ефимовна говорит о союзе со Святославом Николаевичем. Тут многое зависит от температуры кипения: семья Федоровых все же не «раствор», а скорее сплав.

Отличный врач-гинеколог стала классной операционной сестрой, ассистирующей великому Федорову, хранительницей «алмазного фонда» его инструментов - действительно уникальных и драгоценных. Иногда в зарубежных поездках они оперируют больных практически вдвоем. Вообще в федоровской клинике операционные бригады представляют собой идеально отлаженный механизм, хирург не говорит сестрам, что и в какой момент ему надо - они это знают сами. Но Ирэн Федорова не только умеет все то, что должен знать сотрудник МНТК - «гражданин МНТКовии».

Мне с ним вместе работать легко. Абсолютно как дома. Во-первых, я медик. Во-вторых, я его настроение чувствую, я его характер знаю. Когда дышать он даже по-другому начинает - ага, значит, надо другой инструмент ему подложить. А вот здесь разрез будет не такой, а сякой. А здесь что-то не то с глазом. А здесь что-то с инструментом…

Святослав Федоров ничему жену не «учил». Она не стала отнимать у него драгоценное время - училась всему у «девочек», как она их называет, у медсестер, не один год проработавших в этой клинике. «Я пришла к нему готовенькой! Он меня воспринял как свою хорошую операционную сестру», - предмет ее сдержанной гордости. Она, по сути, полностью переквалифицировалась - научилась работать под микроскопом (это после гинекологии-то!), завязывать узелки толщиной с микрон, оперировать инструментами тоньше волоса. Любовь к профессии и любовь к мужу счастливо дополнили друг друга.

Я думаю, все зависит от женщины, от того, насколько она любит. И если так, как я люблю Славу… Меня никогда ничто в нем не раздражало. А какие-то издержки его характера - у кого их нет? Я к этому отношусь абсолютно никак. Даю ему немножко побушевать - и все. Но самое главное - я так считаю, он так считает - когда ссоришься, ни в коем случае нельзя длить взаимные обиды больше, чем на три минуты.

Общих детей у Федоровых нет. По двое дочерей у каждого, внучки, внук Святослав - «недоданный сын», любимец, надежда. Тоже с темным жестким «ежиком» на голове. Вырастет характером в деда или нет - время покажет. Внука в этой семье обожают. В загородном доме Федоровых (где они в основном и живут) маленькому Славе выделена и с любовью обставлена детская.

Дочери Ольга, Ирина и Юлия тоже офтальмологи, Элина - филолог-испанист. Все четверо абсолютно разные - по характерам, внешне, во всем. «У Ирины честолюбия и амбиций еще побольше, чем у меня», - так Федоров характеризует старшую свою дочь. Его сотрудники высказываются еще определеннее: «И характер у Ирины отцовский, и мозги - его. Вы бы видели, как они иногда «бодались»!» Ольга, средняя дочь, более сдержанная. Дочери Ирэн Ефимовны, хоть и близнецы, тоже абсолютно не похожи. Юлия сумасбродная, резкая, волевая, ненавидит любые условности и реверансы. Элина - мягкая, очень добрая, застенчивая… Обе Святослава Николаевича очень любят, и называют отцом, и считают им. А как, собственно говоря, иначе?

Еще один ребенок, если бы мы его родили, не позволил бы мне всю любовь отдавать Славе. А я хотела только этого. Когда-то, в самом начале, у него были сомнения - ты молодая, мне будет столько лет, а тебе вот столько - тебе будет со мной скучно. Какое там скучно! Иногда бывают моменты, когда мне кажется, что я старше него. Мы разделили свои сферы в быту. А чувства - они остались. Я его уважаю как личность, как человека (его нельзя не уважать!), и благодарна, и люблю, тут все вместе.

У каждой из дочерей давно своя жизнь, обитают они отдельно. Дом Федоровых, весь его распорядок, до мелочей продуманный быт, уютная и теплая атмосфера - все это, конечно, держится на Ирэн Ефимовне. Она избежала того, что грозит многим женам известных и богатых людей: не превратилась ни в «генеральшу», ни в этакую Раису Максимовну с поджатыми губами и казенными интонациями. Казенщины она вообще не терпит ни в обстановке, ни в общении. Женщина вполне «светская», умеющая, коль надо, созвать на прием самые что ни на есть «сливки общества», Ирэн Федорова даже людей полузнакомых умеет слушать, расспрашивать, сопереживать им. Она чувствует и ведет себя естественно в любой обстановке - и на приеме, и на охоте, и в седле, и в операционной - где угодно, главное, чтобы рядом с мужем.

Он же, надо сказать, спокойную жизнь ей не обеспечит никогда. Сумасшедший федоровский темп возрасту неподвластен. Посторонние люди говорят о его «активности», «смелости», «азарте». А у жены куда-то мгновенно проваливается сердце, когда прибегает поселковый мальчишка, отправленный на конную прогулку вместе с «дядей Славой» и докладывает, что тот упал с лошади, «лежит и молчит»… Слава Богу, пока все обходилось - то ли судьба хранит, то ли ее молитвы. Ох, эти его мотоциклы, самолеты с будто игрушечным мотором и легкими стрекозиными крыльями плюс вечное желание все опробовать самому, и за штурвал сесть, и полный газ выжать… В этом ее мужество и в этом подлинная к нему любовь: не устраивать сцен, не «цепляться за стремя». Любить таким, какой есть. И гордиться, что он - такой. Только всегда стараться быть рядом, на каких-то полшага позади, чтоб если надо - поддержать.

Она пропускает сквозь собственное сердце все его дела, заботы, планы, аварии и травмы. Возраст наделил эту женщину мудростью, а интуиция и раньше никогда ее не подводила. Федоров замечает своих врагов, только когда они уже замахнулись для удара. Она - когда лишь подумали что-то недоброе. Первой любую атаку против Федорова отражает, насколько хватает ее сил, именно Ирэн. Только никогда об этом не говорит и себе в заслугу не ставит.

Она на многое вдохновляет мужа без слов и жестов, просто самим фактом присутствия. «Слава - бриллиант, я - оправа», - сформулировала Ирэн Ефимовна Федорова в одном из газетных интервью. Но только вместе они - произведение искусства, заключил журналист.

Дай Бог их семье долгих лет счастья. Чистого, как тот бриллиант. Прочного, как та оправа. Всегда нераздельного, одного - на двоих. Этому искусству все жертвы уже принесены. Новых не надо.

В тот роковой день жена Святослава Федорова Ирэн Ефимовна отговаривала мужа лететь в Москву на вертолете, но он не мог удержаться от того, чтобы впервые не оправдать свое удостоверение пилота-любителя, полученное накануне. Этот полет оказался трагическим, и он, вместе еще с тремя пассажирами, погиб после падения вертолета на землю.

Этот день стал трагическим для всех его близких и знакомых, в том числе дочерей и всех его жен. По словам его дочери от первого брака Ирины, ее мама - первая жена Святослава Федорова Лилия Федоровна продолжала любить его даже после их развода. Лилия Федоровна была достаточно жестким бескомпромиссным человеком, и, когда она случайно узнала об измене мужа, не говоря ни слова, собрала чемоданы и ушла от него вместе с дочерью, которой тогда исполнилось двенадцать лет.

А роман, из-за которого распалась первая семья будущего знаменитого офтальмолога, у него случился с Еленой Леоновной - второй женой Святослава Федорова. Она родила Федорову еще одну дочь - Ольгу. Со своей третьей женой Ирэн Ефимовной Святослав Николаевич познакомился прямо у себя в кабинете, когда она пришла к нему на прием, чтобы устроить на операцию свою тетю. По ее словам, она влюбилась в Федорова с первого взгляда. Он тоже не остался равнодушен к красивой женщине, а когда тетя Ирэн Ефимовны оказалась в больнице, они стали видеться каждый день. Позже Святослав Николаевич позвонил своей будущей жене, пригласил ее в ресторан, потом сам пришел в гости, и они больше уже не расставались. Их роман развивался в то время, когда знаменитый хирург еще был женат, и, по словам его второй дочери Ольги, если бы не Ирэн, то их семья бы не развалилась.

Третья жена Святослава Федорова Ирэн Ефимовна не родила ему детей, но в их семье воспитывались две ее дочери-близняшки от предыдущего брака - Элина и Юлия. Святослав Николаевич относился к ним, как родным. После гибели Федорова отношения между третьей женой Святослава Федорова и его дочерьми от предыдущих браков складываются по-разному. Со старшей Ириной она не общается вообще, мало того, они стали настоящими врагами в борьбе за наследство знаменитого микрохирурга. С младшей дочерью Ольгой, которая искренне поддержала ее после гибели мужа, отношения у Ирэн Ефимовны очень теплые. Со своим мужем Ирэн Федорова прожила двадцать шесть лет, в течение которых она была ему не просто супругой, но и помощницей - закончив курсы медсестер, Ирэн Ефимовна ассистировала своему мужу на операциях. После гибели мужа Ирэн Федорова возглавила фонд его имени.
Также читайте.

Как рассказывают старожилы МНТК, Ирэн Федорова - в прошлом участковый гинеколог, много лет бравшая осадой Святослава Николаевича (говорят, Ирэн несколько лет дежурила, едва ли не все свое свободное время, около работы и дома Федорова - и тот на ней таки женился). Такая настойчивость женщины, наверное, вызвала бы уважение, если бы не одно серьезное обстоятельство, проявившееся после ухода Святослава Федорова из жизни.
Дело в том, что, пока Святослав Федоров был жив, Ирэн Ефимовна не проявляла на публике желания растащить МНТК. Но после трагической гибели Святослава Федорова, Ирэн Ефимовна, словно решила тащить из МНТК все что шевелится. А что не шевелится - шевелить и тоже тащить.

Мы уже показывали, как Ирэн Федорова вместе с подельником - тащила в частную фирму.ООО "Микрохирургия" государственное имущество. Схему этого хищения мы также показывали здесь.

Рассказали мы и о том, что вопросы земли в Москве и Подмосковье также непрерывно рождали в мозгу Ирэн Ефимовны проекты афер. Одна из них - - разумеется, при активном содействии "криминального дуэта" Лисы Алисы и Кота Базилио Ирэн Федоровой и Сергея Багрова.

В то время, как Сергей Багров растаскивал имущество МНТК криминальными методами (закономерно получая, в результате, уголовные дела и судимости), Ирэн Федорова исполняла свои аферы в судах. Очевидно, подставляться под уголовку Ирэн Федоровой совсем не улыбалось - поэтому она шла путем, внешне законным. Однако законным он был действительно только на первый взгляд - судя по фактуре судебных решений.

Сегодня мы расскажем о том, как, вооружившись беспардонной наглостью, Ирэн Федорова пыталась оттяпать у государства земли в подмосковном Протасово. В сущности, это очень короткий рассказ, т.к. Ирэн Федорова не мудрствовала, а просто пришла в суд и заявила там, что она собственник земли. Почему? А, фактически, - просто так.
В документах суда все изложено предельно понятно: ГУ МНТК "Микрохирургия глаза" изначально было собственником всех 100 процентов акций предприятия в Протасово. Видимо, для Ирэн Федоровой слова "ГУ" означают не "Государственное учреждение", как для всех остальных, а что-то типа "Ирэночка, это, конечно же твоё, раз оно тебе так нравится - ты бери, сколько хочется, и ни в чем себя не ограничивай"

Глядя на криминальные потуги Ирэн Федоровой в духе "девочка уже взрослая, но по привычке все подряд в рот тащит", все чаще задумываешься: не пора ли Ирэн Ефимовне обращаться за квалифицированной психиатрической помощью?
Вы думаете, вот это что перечислено - это всё, что она натворила? Вы ошибаетесь, если так. Мы покажем вам еще ряд прекрасных афер, которые затевала с имуществом МНТК "Микрохирургия глаза" Ирэн Федорова, и которые пресёк Христо Периклович Тахчиди - сохранив для государства имущество.

Аспирантка Иванова

Ир

Когда Ирэн Кожуховой позвонила ее родная тетушка из Ташкента с просьбой найти врача-офтальмолога Фёдорова, девушка даже представить себе не могла, чем это обернется в ее жизни.

Уже сбившись с ног в поисках врача, Ирэн узнала о месте его работы совершенно случайно, из общения с приятельницей. Но запись на прием оказалась практически невыполнимой миссией: очередь к волшебнику, возвращающему людям зрение, была расписана на много месяцев вперед.

Тогда она пошла на хитрость и, позвонив в больницу, где работал Фёдоров, представилась его аспиранткой Ивановой. Он через секретаря назначил ей встречу в субботу. К слову, в то время он еще не занимался научной деятельностью со своими учениками, соответственно, никаких аспирантов у него не могло быть.

В субботу в назначенное время она вошла в его кабинет. Он повернулся к ней, и время перестало существовать для нее. Молодая женщина, уже побывавшая в то время замужем и воспитывающая сама двух дочерей, застыла. Ей казалось, в этом человеке с живым взглядом собраны воедино все ее представления о счастье. Она сразу узнала в нем «своего мужчину». Сам Святослав Николаевич подумал, что эта красивая женщина - не его. Он в тот момент был женат во второй раз и у него подрастали две дочери: Ирина от первого брака и Ольга - от второго.

«Я могу тебя очень ждать…»

Ирина влюбилась. Конечно, он назначил ее тетушке консультацию, лично прооперировал ее. А влюбленная Ирэн каждый день прибегала к тете в больницу. В этом не было никакой необходимости, но ею двигало желание увидеть его. А после выписки Ирэн принесла ему в подарок хороший коньяк, и даже решилась было признаться в любви, но в последний момент струсила. Тем более он сам попросил у нее номер телефона.

Правда, звонка от него она не дождалась и в свой день рождения позвонила сама. Только много позже он позвонит ей сам и пригласит погулять. Он много раз будет исчезать, а потом появляться в ее жизни. Она же будет месяц за месяцем терпеливо и верно его ждать.

Она не хотела знать, что происходит в его личной жизни за чертой их взаимоотношений. Поэтому никогда не расспрашивала его ни о чем. Но живо интересовалась всем, что было важно для него: офтальмологией, строительством его центра микрохирургии глаза, лошадьми.

«Мне никто не нужен, кроме тебя!»

Когда Ирэн узнала о болезни мамы, она написала ему письмо с просьбой больше не беспокоить ее. Она понимала: эмоционально ей не вытянуть сразу две важных сферы жизни. Она больше нужна маме, значит, будет с мамой.

После получения ее письма Святослав Николаевич позвонил ей и попросил приехать. Отказать она ему не могла. Тогда и прозвучала фраза, которая была признанием в любви и предложением одновременно: «Ириша, мне никто не нужен, кроме тебя…» С тех пор они почти не расставались.
Ирэн Ефимовна целиком посвятила себя мужу, сменила кресло врача-гинеколога на должность офтальмологической медсестры. Она ухаживала за ним, старательно наглаживала его костюмы, готовила потрясающие обеды и создавала максимально комфортные условия для Святослава Николаевича.

Она считала счастьем находиться с ним рядом, радоваться его радостям, делить его интересы. У них не было общих детей, Ирэн Ефимовна всю свою любовь хотела дарить только мужу. Тем более, что у каждого из них было по двое детей от предыдущих браков.

«Для чего тебя пережила любовь моя?»

У него, помимо работы, было еще три страстных увлечения: небо, мотоциклы и лошади. За любовь к лошадям его даже пытались пристыдить: негоже советскому медику вести себя, как барину. Мотоциклы Фёдоров коллекционировал, старательно ухаживая за каждым экземпляром.

А с юности его манило небо. Он поступил в летное училище, но был отчислен после нелепой травмы, в результате которой Святослав Николаевич потерял ногу.

В 2000 году Фёдоров получил удостоверение пилота-любителя. 2 июня, после окончания конференции, проходившей в Тамбове, он решил возвратиться в Москву на вертолете, принадлежащем клинике. Вертолет рухнул недалеко от МКАД, все находившиеся в нем погибли.

Ирэн Ефимовна переживала гибель супруга очень тяжело. Первые полтора года были самыми трудными, она практически не помнит, как их прожила. Спасала ее память о муже и написание книги о нем.

Она до сих пор убеждена, что погиб он не случайно, ведь последний год Святослава Николаевича активно противостоял желанию сделать его клинику полностью коммерческой. В результате он победил, но уже через несколько дней произошла эта чудовищная катастрофа.

Ирэн Ефимовну после смерти Фёдорова обвиняли в алчности, желании заработать на его имени. А она каждую ночь, глядя на портрет любимого, желает ему спокойной ночи, а утром просит Бога продлить ее дни, чтоб она успела сделать все для увековечения памяти своего гениального Святослава.

На следующей неделе в Москве будет открыт памятник Святославу Федорову.

А на прошлой неделе мы отмечали бы 80-летие знаменитого доктора двадцатого века, новатора в глазной хирургии, героя очерков Анатолия Аграновского. Отмечали, если бы он не погиб в 2000 году в упавшем вертолете...

Образ столь замечательного человека не должен быть забыт. О тонкой и необходимой работе памяти наш корреспондент говорит с его женой Ирэн Федоровой.

О деле

Российская газета | Святослав Федоров уникально ладил со временем, пересчитал свою жизнь на часы. И эти 600 тысяч часов жизни раскладывал поминутно... У Даниила Гранина есть повесть "Эта странная жизнь" о профессоре Любищеве, учитывающем свою жизнь поминутно. Кажется, Федоров - это второй пример человека в ХХ веке, считавшего каждый свой час.

Ирэн Федорова | А для чего считал время профессор Любищев?

РГ | Для эффективности. Чтобы больше сделать.

Федорова | Тогда это то же самое. Федоров, ложась спать, говорил, зачем придумали этот сон, и спал всего 5 часов. Он погиб почти в 73 года, а обозначил себе срок жизни - 75 лет: 27 618 дней, или 600 тысяч часов. К врачам не ходил. Плавал в бассейне, лошадьми увлекался. Сколько ему досталось за этих лошадей от райкомов-горкомов: вы что, граф? Когда мы жили на Соколе, то летом наши лошади стояли у дяди Яши в деревне, а зимой Слава их забирал в конный дивизион милиции, ездил туда на машине, а потом на Громе или Шахе - по парку. Приходил домой в 10-11 вечера, накачанный энергией, говорил: готов бежать в институт снова.

Ему помогали четыре принципа счастья по Эдгару По. Человек счастлив, когда его любит как можно большее количество людей. Когда любит природу и наслаждается ею. Когда не ждет наград. И когда он каждый день делает что-то новое.

РГ | Интереснее всего последний принцип...

Федорова | Он ему всегда следовал. То он атрофию зрительного нерва лечит, то лезвие новое сапфировое опробывает. Все молодые головастые ребята каждый день шли к нему с новыми идеями. У него был принцип: в нашем институте инициатива не наказуема. Звонит мне: "Ты не представляешь, какая сегодня была защита, какой мальчик замечательный! Слушай, мы придумали такие ножницы. Ириш, а нож какой!" Они же первую операцию делали лезвием бритвы "Спутник". А потом Слава промерил остроту металла и понял, что самым острым должен быть алмаз. Связался с Якутском, и ему сделали первое лезвие из алмаза, потом из сапфира. Первым стал оперировать сидя, до этого все оперировали стоя. Первым - оперировать под микроскопом. Стол операционный сделал с подлокотниками, чтобы устойчиво держались локти, не тряслись руки. Это все с таким трудом принимали, в медицине всегда был ужасный консерватизм.

РГ | Его новаторство затрагивало не одну медицину...

Федорова | Современная российская частная малая авиация началась практически с Федорова. Лошади у Федорова появились у первого. Аренда - у Федорова. Новые экономические отношения в институте - у Федорова. Достойная зарплата по труду - у Федорова. В 1982 году нам разрешили выезжать вместе за границу. Он брал с собой такой металлический чемоданчик, наполненный нужными для операции инструментами, и мотался по миру, устраивал курсы, учил всех. Курсы были платными, но все деньги шли в институт. Он сразу же что-нибудь покупал на эти деньги. На выставки всегда приходил с кучей наличных, и все за ним ходили тучей, зная, что он обязательно что-нибудь купит.

Помню, в Сингапуре в 1986 году к нам в очереди на такси подошел молодой врач из Австралии и сказал: "Профессор Федоров, спасибо вам за мой хлеб с маслом". Он прошел обучение у американцев, обученных Федоровым своим методом радиальной кератотомии. Он создавал и отдавал, отдавал. У меня много фотографий из таких поездок. Вот мы, например, с Челентано. Он оперировал его тетку Джулиану.

РГ | А его не доставали просьбы прооперировать то племянника шейха, то тетку Челентано?

Федорова | Нет, он был счастлив. Чем больше, тем лучше. Он же специально построил поликлинику в институте и сделал там конвейер-"ромашку", чтобы очередей на операцию не было. А вы знаете, какие очереди были? Есть фотография, с крыши снято, очередь в поликлинику в 25 колен. Запись была расписана на 2-3 года вперед.

РГ | Как вы считаете, его жизнь в политике - он был кандидатом в президенты - была удачной?

Федорова | Он по этому поводу всегда говорил: я, как собака, лаю в 4 часа утра, когда народ спит. Думаете, он рассчитывал стать президентом, ввязавшись в кампанию выборов президента? Нет. Он прекрасно знал, что президентом его не выберут. Потому что народ еще не проснулся, 4 часа утра... Но он хотел, чтобы жизнь и люди менялись. Мне кажется, сейчас люди просыпаются раньше.

В своей политической биографии он приближался к "звездным моментам". Я была в ужасе, когда он вечером сказал: "А если я стану премьер-министром? Мне позвонил Ельцин утром и предложил". "Слава, - говорю, - ты с ума сошел, кончится нормальная жизнь, твоя свобода, твое дело?" В результате всевозможных кадровых стараний он не стал премьер-министром.

РГ | Его гибель была очень неожиданной...

Федорова | У него было предчувствие гибели. Моей сестре и одной нашей соседке по даче говорил об этом. Мне - нет. Я до сих пор верю в возможную срежиссированность его смерти. Евгений Примаков, его близкий друг, считал, что в истории с моим мужем ключевое слово - собственность. Не личная - института. Когда он погиб, никто не верил, что институт не его собственность.

РГ | У него были друзья?

Федорова | Он легко общался со многими, начиная от дворников и шоферов и кончая принцами, шахами, президентами, но "дружбы в засос" не было. А нам и не надо было очень много людей вокруг. Кто такой друг? Если тот, кто отдаст последнюю рубашку, то он отдавал ее всем подряд. Кто просил, для тех и делал. Любил повторять, переиначивая Достоевского: доброта спасет мир. Свобода, добро, невранье - его ценности. Он был прагматичным романтиком, считал, что врать невыгодно.

Пожалуй, настоящим старшим другом был Анатолий Аграновский. Когда он неожиданно умер, Слава был в шоке. И потом во времена Горбачева все сокрушался: "Как жалко, что нет Толи. Это только Толя мог написать". Аграновский - это же журналистская классика, умница, несуетливый. Приходил к Святославу в кабинет и шутливо жаловался: устаешь от твоей бурной деятельности, телефонных разговоров, указаний. Помню, строился институт, и Анатолий Абрамович с сыном Антоном были у нас на даче, а когда возвращались обратно, Слава повез их на стройку. Приезжаем, а там бабушка-сторож: "Святослав Николаевич, у нас только что какой-то пьяница дверь спер... " Слава - за угол, и в траншею за пьяницей с дверью на горбу. Бежит, стреляет в воздух из какого-то пугача... Тот испугался, бросил дверь, Слава ее обратно на себе понес в институт. Толя смеялся: "Слава, если бы у меня в "Известиях" кто-нибудь вынес стол..."

РГ | Его главный принцип в деле?

Федорова | Федоров говорил, что качество должно составлять смысл жизни. У Марка Шагала было такое выражение.

Он и меня подчинил своему делу. В 1982 году, когда дети мои закончили школу и поступили в институты, он сказал: "Ириш, хватит уже, ты денег на такси больше тратишь, чем зарабатываешь". (А он тогда 500 рублей получал, это были хорошие деньги.) Лучше пойди в операционную, поработай с девчонками. И я, акушер-гинеколог, оставила свою работу, прошла специализацию как операционная медсестра и стала его ассистенткой.

О любви

РГ | Ваша семья была живым и нарицательным примером большой любви. Когда вы первый раз встретились, он уже был известным человеком?

Федорова | Я никогда прежде его не видела и ничего о нем не слышала, когда пришла первый раз с авантюрной просьбой прооперировать мою тетку. Он пригласил меня в кабинет, встал из-за стола, и я умерла. Стрела амура - это правда. Подкосились коленки, стало плохо на мгновение. Я втрескалась сразу же. Хотя ничего про него не знала: женат - не женат, какой характер. Но уже знала, что мой.

Беру его визитку, звоню тетке-профессору в Ташкент: "Тетя Вера, Святослав Николаевич ждет вас на операцию". А она - мне: "Он в тебя влюбился!" Я - ей: " Нет, это я - в него". Я потом его спрашивала: "Что ты подумал, когда меня увидел?" Он ответил: "Какая интересная женщина, жалко, что она не со мной". Я, конечно, пришла хорошо одетая, накрашенная и понравилась ему. Ну понравилась, и что? Никакой любви у него ко мне не возникло.

РГ | Ну давайте, учите всех женщин, как она возникает, ответная любовь?

Федорова | Он мне, кстати, никогда не признавался в любви. Однажды я спросила: "Слав, ну ты хоть любишь меня?" Молчит. "Слав..." Молчит. "Слав, ну как ты ко мне относишься?" - "Блестяще".

Но однажды, это было в 1982 году, его предали близкие люди. И тогда он сказал мне: "Если ты когда-нибудь меня предашь, я тебя застрелю". Я решила, что это признание в любви. После развода с первым мужем я 8 лет жила одна. И только думала, что где-то есть мужчина, похожий на Марлона Брандо. В детстве у меня была его фотография. Одна лишь старая фотография, в кино я его ни разу не видела. Помню, стою на московской улице и думаю: я его все равно встречу, мужчину, похожего на Брандо. Мужественного, порядочного, сильного, умницу, нежадного, доброго. А на другой стороне улицы, где я тогда стояла, жил Слава.

А Марлона Брандо мы с ним встретили в 1984 году в Лондоне. Мы со знаменитым актером оказались в одной гостинице. Однажды подъехали, и трое из поджидавших Брандо журналистов кинулись к Славе: "Вы Марлон Брандо?"

РГ | Как же вам удалось завоевать свой идеал?

Федорова | Он мне не поверил сначала. У нас два года были сложные отношения, он не успел развестись со второй женой. И он ее очень любил. Она была молодая и достаточно интересная. Но огромной любви, обеспечивающей ему спокойный, выстроенный тыл, чтобы он мог полностью отдаться работе, у него никогда не было. Знаете, почему многие женщины не могут найти своего счастья? Много хотят для себя. Все с претензиями: убирать квартиру - так вместе, я полы мою, он ковры чистит. Зачем Федорову ковры чистить?! У меня первый муж во все банки заглядывал, сколько у нас гречки, муки осталось, интересовался, как делать пельмени... Я от него убежала. И свечку в церкви поставила, что разошлась. Хотя мне в роддоме, где я работала, говорили: с ума сошла, одна с двумя детьми в 25 лет.

А Слава 10 лет с одной женой прожил, 10 лет с другой... И когда появилась я, мама его и ее приятельницы пришли в ужас: молодая, да еще с двумя детьми, хочет поймать на крючок. Конечно, он прислушивался к ним. И мне не доверял вначале. Он уходил, возвращался, я умирала, худела, с ума сходила, но никогда не звонила первая и никогда не приходила сама. Но если звал - бежала. Он долго не мог поверить, что это любовь. По-моему, не знал, что это такое.

Потом у меня тяжело заболела мама, я написала ему письмо, в котором попрощалась. Объяснив, что не выдержу, попросила оставить меня. Зашла к нему в дом на Соколе, забрала свои вещи. Вечером того же дня он мне позвонил: "Хочу, чтобы ты ко мне пришла". Я опять взяла вещи и поехала к нему. Вечером, часов в семь, он мне очень серьезно сказал: "Ириша, мне никто не нужен, кроме тебя. Давай будем вместе". И все, никогда, ничего, никаких претензий.

РГ | Ни одного черного дня в жизни? Ни одной ссоры?

Федорова | За 26 лет, как на духу говорю, у нас не было ни одного скандала. Я всегда поражалась его прошлым семейным конфликтам, он же легкий в быту, с ним так просто, если ничего несообразного от него не требовать: чтобы окна заклеивал, за картошкой ходил, пеленки стирал... Слава совершенно не интересовался бытом, был всегда поглощен своим делом. И все время ходил... беременный идеями.

Мне иногда кажется, что из-за него я дочек своих недолюбила. Мы все для них делали, но душу я отдавала ему.

РГ | Девочки у вас замечательные. Одна училась в университете с моей коллегой, хорошая, скромная, умная.

Федорова | Это потому, что при Славе - с 8 лет. Он их по-западному воспитывал, всегда говорил, что дети у советских людей - единственная собственность, поэтому мы над ними трясемся как ненормальные. А в общем, они должны быть самостоятельными. И когда у девчонок в институте начались компании с мальчишками, они к нему шли отпрашиваться.

РГ | Вас послушаешь, так быть женой - это своего рода работа.

Федорова | Быть женой - тонкая работа. Надо знать, в каком настроении муж, когда к нему подойти с каким вопросом... Тем более когда у мужа такой институт, столько людей, столько проблем. Я всегда себя контролировала, что можно сегодня сказать, что не стоит. Но любя - это нетрудно. За каждым великим мужчиной стоит женщина. Своя Наталья Солженицына, готовая целиком посвятить себя мужу.

Последние полтора года я боялась своего счастья. Думала, это невозможно, чтобы столько лет абсолютного счастья. Жизнь же - зебра.

Я почему-то была уверена, что мы уйдем вместе. И вдруг такая несправедливость: он погиб, а я осталась. Три года жизнь была никакая. Потом поняла, я осталась, чтобы хранить о нем память.

Уже 7 лет, как его нет, и не было ни одного дня, чтобы я о нем не вспомнила. Занимаюсь книгами, фильмами, воспоминаниями, фондом. Мы клинику хотим открыть в конце этого года имени Святослава Федорова. Сегодня в Москве много его портретов: на Ленинском проспекте - четыре, на Рябиновой улице, на Очаковской, всего 20 адресов.

РГ | У вас что осталось на память о нем, самое любимое?

Федорова | Он никогда не дарил мне никаких подарков. Единственный раз в жизни - 53 розы. А так давал деньги, - купи сама что хочешь. У меня никогда не было бриллиантов-изумрудов. Нет, есть какое-то кольцо с изумрудом, которое мне подарили, когда мы были со Славой в Колумбии, но я его никогда не ношу. Я и люблю-то жемчуг, янтарь и копеечную бижутерию. Но я считаю, что у меня все было, поскольку был он. У Славы было очень много талантов, у меня один - любить, и он сгодился. Я могу о нем рассказывать сутками, вы меня останавливайте.